Григорий Потемкин - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 118

«Моего мщения напрасно он страшится, — писал по этому поводу Потемкин, — ибо между способностями, которые мне Бог дал, сей склонности меня вовсе лишил. Я и тово торжества не желаю, чтоб он и прощения у меня публично просил. Пусть он удовлетворит правосудие познанием вашей милости, сравнивая суд Ваш с судом бывших государей. …Он ничего со всем бешенством не нашел на меня выдумать и что ни сказал, во всем от меня опровержен. Равно не найдет он примера, чтобы в жизнь мою кому мстил» ^[995].

Таким образом, дело Бибикова закончилось переводом с понижением на службу в провинцию. Князь даже не взял его с собой на Юг — в самое пекло. Там в тот момент нужны были люди понадежнее.

Князь знал, что в обществе о нем говорят много худого. И, видимо, считал единственным достойным ответом оставлять выпады неприятелей без последствий. Старался ли он развеять дурное мнение о себе? Может показаться странным, но нет. Его многочисленные просьбы за других, в том числе и врагов, не становились достоянием «публики», они были обращены к государыне и касались их двоих. Религиозная мораль требовала с одинаковым равнодушием воспринимать и хулу, и похвалу. Не считать их чем-то достойным внимания. Миранда вспоминал, как в 1787 году граф О. М. Штакельберг улучил случай и шепнул князю за столом: «Вы держите при себе сих чужестранцев, которые пристально следят за каждым вашим шагом». Потемкин ответил: «Не сомневаюсь в этом, однако ценю даже их злословие» ^[996].

Несчастный счастливец

В обществе Григория Александровича считали человеком высокомерным и недоступным. Люди, знавшие его ближе, отмечали, что гордость князя показная. Она не более чем маска, за которой он прятал истинные чувства.

Тот же Миранда описал очень любопытную сцену: «Мы с князем побывали на балу в офицерском собрании. Когда за столом прозвучал тост за его здоровье, он, к моему удивлению, сильно покраснел и признался мне: „Меня застали врасплох“» ^[997]. Оказывается, этот гордый вельможа был почти стеснительным человеком. Об этом же говорил принц де Линь: «Под личиной грубости он скрывает очень нежное сердце… Сгорбленный, съеженный, невзрачный, когда остается дома, он горд, прекрасен, величественен, увлекателен, когда является перед своими войсками, точно Агамемнон в сонме эллинских царей» ^[998].

На ту же черту указывал и французский посол граф Л. Сегюр: «Свет ему надоел; ему казалось, что он в обществе лишний… Любезный в тесном кругу, в большом обществе он являлся высокомерным и почти неприступным; впрочем, он стеснял других только потому, что сам чувствовал себя связанным. В нем была какая-то робость, которую он хотел скрыть или победить гордым обращением. Чтобы снискать его расположение, нужно было не бояться его, обходиться с ним просто, первому начинать с ним разговор, стараться ничем не затруднять его и быть с ним как можно развязнее… В торжественных случаях и в праздники он одевался очень пышно и обвешивал себя орденами; речью, осанкой и движениями представляя из себя вельможу времен Людовика XIV; но в обыкновенной домашней жизни он снимал с себя эту личину и, как истый баловень счастья, принимал всех без различия среди восточной роскоши, которую многие ошибочно приписывали его высокомерию… Холодностью своею он отвратил от себя почти всех иностранных министров. Они считали его неприступным и встречались с ним только в обществе» ^[999].

Потемкин избегал шумных, людных собраний. Он чувствовал, что в нем видят нечто ложное, что, льстя в глаза, за спиной злословят, а порой насмехаются. В 1776 году князь пережил болезненный урок: те, кто вчера пресмыкался перед ним, сегодня отвернулись или даже приняли участие в травле недавнего фаворита. Сказать, что после этого Потемкин потерял уважение к обществу, значит, ничего не сказать. Григорий Александрович никогда не отличался особым пиететом перед светскими приличиями, теперь он стал их демонстративно нарушать.

Сегюр вспоминал: «Когда, бывало, видишь его небрежно лежащего на софе, с распущенными волосами, в халате или шубе, в шальварах, с туфлями на босу ногу, с открытой шеей, то невольно воображаешь себя перед каким-нибудь турецким или персидским пашою; но так как все смотрели на него как на раздавателя всяких милостей, то и привыкли подчиняться его странным прихотям». Однако стоило князю встретить сопротивление своим причудам, а собеседник обнаруживал чувство собственного достоинства, «чванливый временщик» немедленно менял тон общения. Маска отбрасывалась в сторону, и князь оказывал самым малозначительным людям то уважение, которого от него безуспешно добивались знатные вельможи.

Однажды в ставку главнокомандующего в Яссы приехал полковник, храбро воевавший и из-за ранений вынужденный проситься в отставку. Он был беден и хотел определиться в коменданты какой-нибудь крепости. Ждать ему пришлось несколько месяцев, почти каждый день он ходил в приемный зал, иногда видел Потемкина, но из-за плотной толпы всегда был оттерт от князя. Наконец кто-то из слуг посоветовал ему идти в шесть часов в музыкальный зал, где светлейший слушал репетиции хора, и вести себя как можно смелее, «высказывать самую резкую правду».

Полковник последовал совету, нашел Потемкина и попытался напомнить о себе. Но раздосадованный настойчивостью просителя князь приказал одному из своих адъютантов: «Гони его вон!» Молодой человек направился было к незваному гостю. Однако полковник не позволил вытолкать себя в шею, он сцепился с адъютантом и покатился с ним по полу. «Потемкин подбежал к сражающимся, нагнулся и, подпершись руками, кричал своему страдальцу: „Парень, поправься!., поправься!“ Сердитый полковник, поколотя сего молодчика, ушел в свою квартиру». Там его одолели сомнения: стоило ли устраивать свару? Он отстоял свою честь, но, вероятно, разгневал всесильного временщика. «Однако ж поутру получает он от князя ордер, определение в коменданты в то самое место, которого он желал, приказание о вьщаче прогонов и еще немалого числа денег из экстраординарной суммы. Потемкин оставался к нему благосклонным и доставил ему чин» ^[1000].

Другой подобный рассказ записал Сегюр. Французский посол сообщал, что по прибытии в Россию в 1785 году для него было желательно добиться от светлейшего князя должного уважения. Однажды ему довелось присутствовать на пиру у Потемкина, где все были одеты в роскошные платья, а хозяин — в простой сюртук. Это показалось дипломату вызывающим. Через несколько дней он пригласил князя к себе, и сам облачился весьма скромно, заранее предупредив других гостей о причинах своего поведения. Потемкин сделал вид, что ничего не заметил, но с тех пор, подчеркивает посол, «стал строже наблюдать уважение в отношениях со мной».