Путешествия, как всегда, положительно повлияли на воображение Лавкрафта, и в августе 1928 г. он создал длинный рассказ «Ужас в Данвиче». (На русский язык переводился также как «Данвичский ужас» или «Ужас Данвича».) Текст явно возник под впечатлением от поездки в Вермонт и Массачусетс. Во всяком случае, заброшенную и вырождающуюся деревню Данвич Лавкрафт поместил именно в «центральной части северного Массачусетса».
Среди обитателей деревни зловещей славой всегда пользовалась семейка Уэтли, которых издавна считали колдунами. К1913 г. из вырождавшейся десятилетиями семьи в живых остались лишь старик Уэтли и его слабоумная дочь-альбиноска Лавиния. На Сретение 1913 г. у Лавинии родился сын, которого назвали Уилбер. Причем при его рождении Уэтли-старший неожиданно произнес странные слова: «Вы сами скоро увидите, каков вырастет парень у Лавинии, коли он пойдет в отца? Уж не думаете ли вы, что только людьми, подобными вам, и населен этот свет?.. Внемлите же — придет день, и вы все услышите, как дитя Лавинии назовет имя своего отца на вершине Часового Холма!»
[266]
Уилбер оказался вундеркиндом, к тому же очень быстро развивающимся: «В сентябре 1914 г. Уилберу стукнуло год и семь месяцев, и к тому времени его размеры и развитие вызвали уже настоящую тревогу у окружающих. Ростом он был с четырехлетнего ребенка, а разговаривал бегло и необыкновенно осмысленно»
[267]. В тринадцать лет он вымахал почти на два метра и, судя по всему, не собирался останавливаться. Внешность его становилась все более и более пугающей — «заговорили о демоническом блеске глаз на его уродливом и совершенно недетском лице»
[268]. Тем временем старик Уэтли и его внук совершали очень странные манипуляции с домом, где жила колдовская семейка: «Они разобрали перекрытия и, возможно, даже пол чердачного помещения, превратив его в огромное пустое пространство между первым этажом и островерхой крышей старого дома»
[269].
Постепенно Лавкрафт начинает вводить в повествовательную ткань рассказа элементы из своей литературной мифологии. Старик Уэтли умирает, но перед тем, как испустить последний вздох, обращается к внуку: «Больше места, Уилли, скоро надо будет больше места. Ты быстро растешь — а это растет еще быстрее. Скоро ты дождешься от него толку, мой мальчик. Откроет тебе ворота к Йог-Сототу, и ты войдешь в них с долгой песнью на устах, а найдешь ты ее на странице 751 полного собрания…»
[270] При создании этой сцены Лавкрафт явно вспомнил о поверьях жителей Массачусетса — он описывает, как незадолго до смертного часа Уэтли вокруг дома собираются стаи козодоев. Старик уверяет, что они караулят его душу. И если их вопли прекратятся сразу же после его смерти, значит, затея жутких птиц не удалась. Так и случилось: «Дикие вопли козодоев мгновенно смолкли, и доктор Хаутон, подойдя к безжизненному телу, надвинул дряблые веки на блестящие серые глаза. Лавиния всхлипнула, но Уилбер, вслушиваясь в слабые шумы холмов, довольно ухмыльнулся. “Упустили они его”, — пробормотал он своим густым басом»
[271].
Через пару лет умирает Лавиния Уэтли, и Уилбер остается один. Однако он не прекращает странных работ, которые производил на ферме его дед.
Из дальнейшего текста становится ясно, что Уилбер разыскивает определенное издание «Некрономикона». Он пытается получить на время текст, хранящийся в библиотеке Мискатоникского университета в Аркхэме, но старший библиотекарь Генри Армитедж не разрешает сделать это. И почти случайно библиотекарь вычитывает в «Некрономиконе» один пассаж, рассказывающий о Великих Древних и приводящий его в ужас: «Не должно думать, что человек есть либо старейший, либо последний властелин на земле и что жизнь есть только то, что ему ведомо. Нет же — Боги Глубокой Древности пребудут ныне, присно и во веки веков. Не в пространствах, которые нам известны, но между нами ходят Они, неизменные в своем властном спокойствии, лишенные измерений и невидимые для нас. Йог-Сотот знает ворота. Йог-Сотот — это ворота. Йог-Сотот — это ключ и это страж. Прошлое, настоящее и будущее — все в руках Йог-Сотота. Он знает, где Боги Глубокой Древности прорвались сквозь старое и где они прорвутся сквозь него вновь. Он знает, где Они ходили по полям Земли, и где они ходят до сих пор, и почему никто не может увидеть Их в это время. Иногда по Их духу можно определить, что Они где-то рядом, но никому не дано даже представить себе полностью Их внешность, хотя некоторые из вас могут столкнуться с теми, кто ниспослан Ими в гущу рода человеческого; и на Земле можно встретить порою человекоподобных, отличных своею внешностью от классического человека, но и это не поможет вам создать в своем воображении Их истинный облик. Невидимые и смердящие, бродят Они в пустынных местах, где в Их пору произносятся слова и совершаются обряды. Ветер носит их голоса, и земля произносит их откровения. Они сокрушают леса и уничтожают города, но ни лесу, ни городу никогда не дано увидеть поражающую их десницу. Кадат в холодной пустыне узнал Их, но кто из людей знает сейчас, где Кадат? Ледяные просторы Юга и исчезнувшие в океанских глубинах острова скрывают от нас камни, на которых выбита Их печать, но кто видел скованный жестоким морозом город или высокую башню, увитую ракушками и морскими водорослями? Великий Ктулху приходится Им названным братом, но и он может видеть Их только в тумане. Йа! Шуб-Ниггурат! Только по Их духу можете вы узнать о Них. Их руки лежат у вас на горле, но вы не видите Их, и место Их обитания лежит за невидимым порогом, который охраняется. Йог-Сотот — это ключ к замку от ворот, где смыкаются сферы. Человек властвует сейчас там, где некогда властвовали Они; и очень скоро Они будут властвовать там, где сейчас властвует человек. За летом приходит зима. И за зимою приходит лето. Они ждут, могущественные и терпеливые, и скоро вновь пребудет Их царствование»
[272].
Именно этот придуманный Лавкрафтом кусок из книги «безумного араба» сыграл столь важную роль в формировании последующей «мифологии Ктулху». Это, пожалуй, единственное место, где четко и ясно объясняется роль Великих Древних в мироздании. Одновременно этот же фрагмент показывает, до какой степени нетвердо Лавкрафт воображал содержание «Некрономикона». В различных рассказах у него дальше будут попадаться ссылки на книгу Альхазреда, но эти ссылки лишь показывают, что Лавкрафт воспринимал этот текст исключительно как антуражный и вспомогательный элемент. Во всяком случае, мифы о якобы записанном им полном тексте «Некрономикона» остаются всего лишь мифами, а последующие произведения, публиковавшиеся под этим названием, — мистификациями и фальшивками.