Лавкрафт - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Елисеев cтр.№ 52

В1917 г. Мейчен также опубликовал короткую повесть «Ужас», которую можно расценивать и как научно-фантастическое произведение, и как символический текст. История о кратковременном восстании всех животных против человека оказала сильнейшее влияние на дальнейшую фантастику XX в. и породила множество подражаний (вроде «Волны мозга» американского фантаста П. Андерсона).

Несмотря на короткий всплеск интереса к творчеству Мейчена в начале 20-х гг. XX в., сопровождавшийся целым рядом публикаций, писатель все больше превращался в полузабытую фигуру. Дело дошло до того, что в 1927–1929 гг. он почти нищенствовал и был вынужден перебраться из Лондона в Оул-Эмерсхэм, в графстве Бакингемшир. Только финансовая помощь от друзей да получение в 1932 г. правительственной пенсии спасли Мейчена от окончательного финансового краха. Продолжая тихо заниматься вялыми литературными трудами, он протянул еще пятнадцать лет и скончался 15 декабря 1947 г. Хорошей эпитафией для истории его творчества стало замечание Лавкрафта, сделанное в финале «Сверхъестественного ужаса в литературе»: «Сегодня несомненно больше радушия выказывается сочинениям о сверхъестественном, чем, скажем, лет тридцать назад, когда лучшие произведения Артура Мейчена упали на камни суровых и самоуверенных девяностых» ^[162].

Влияние же Мейчена на самого Лавкрафта и его произведения нередко сильно преувеличивают. С текстами великого валлийца своего друга познакомил Ф.Б. Лонг лишь в 1923 г. Рассказы Мейчена привели Лавкрафта в восторг, но в их содержании он не нашел ничего нового. Он сам совершенно независимо пришел к тем же мыслям ранее. Во всяком случае, и представления о скрытых расах, тайно существующих рядом с человечеством, и идея незримых кошмаров, прячущихся за пологом обыденной реальности, присутствуют уже в «Дагоне», «Преображении Хуана Ромеро» и «Безымянном городе».

Из книг Мейчена Лавкрафт заимствовал разве что одного персонажа — седовласый бог Ноденс из «Загадочного дома на туманном утесе» и «Сомнамбулического поиска неведомого Кадата» упоминается в «Великом боге Пане» британского писателя. Другие влияния носят более тонкий и скорее косвенный характер. Например, расследование, приводящее к ужасающему открытию и полностью меняющее его взгляд на мир, которое проводит Френсис Терстон в «Зове Ктулху», напоминает о похожем исследовании, предпринятом профессором Уильямом Греггом в «Повести о черной печати». Изначальный посыл «Ужаса в Данвиче» — брачный союз между земной женщиной и существом из иной реальности — также мог быть навеян начальным эпизодом «Великого бога Пана».

Однако этим следы влияния Мейчена, по сути дела, и ограничиваются. К началу 20-х гг. XX в. Лавкрафт был настолько самостоятельным мастером, что уже не мог подвергнуться определяющему влиянию со стороны. Осознавая собственные силы, он объективно оценивал других. И поэтому столь верно и справедливо звучит общая характеристика творчества Мейчена в «Сверхъестественном ужасе в литературе»: «Его мощные сочинения об ужасном начала девятисотых годов уникальны и определяют целую эпоху в истории жанра» ^[163].

К началу 1924 г. роман Лавкрафта и Сони Грин приближался к неизбежному финалу. Чувства влюбленных становились все сильнее, разлуки переживались все мучительнее. И даже друзья Лавкрафта стали замечать, что Соня и Говард ведут себя как практически помолвленные.

И все-таки сама идея брака и семейной жизни настолько не вязалась со сложившимся имиджем Лавкрафта, что для его приятелей слух о женитьбе прозвучал как гром среди ясного неба. Р. Кляйнер вспоминал, что, узнав о столь поразительной новости, почувствовал настоящую дурноту. А кто-то счел известие о браке Лавкрафта просто глупой шуткой.

Однако ни байкой, ни глупостью это событие не было. Возможно, осторожный и нерешительный Лавкрафт еще какое-то время тянул бы с заключением брачного союза, но Соня взяла дело в свои руки. Все формальности были обговорены в Нью-Йорке, и Лавкрафту оставалось только 2 марта 1924 г. сесть на поезд в Провиденсе и приехать к своей будущей супруге. А уже на следующий день, 3 марта, в англиканской часовне Святого Павла в нижнем Манхэттене Говард Филлипс Лавкрафт и Соня Грин были объявлены законными мужем и женой.

Лавкрафт не делал из женитьбы тайны, но и привлекать внимание к их с Соней обоюдному решению не хотел. Даже своей тетке Лилиан он написал о случившемся только через шесть дней, уже поселившись в семейной квартире на Парксайд-авеню в Бруклине.

Любили ли Соня и Говард друг друга? Безусловно. В силе чувств Сони не возникает никаких сомнений, поскольку она, обладая значительным жизненным опытом, прекрасно понимала, с какими трудностями придется столкнуться будущим супругам. И в силу разницы характеров, и в силу тривиальных обстоятельств обыденной жизни. Воспринять Лавкрафта в качестве «опоры и основы счастливого брака» ей бы не пришло в голову и в горячечном бреду. Чего стоила только одна забывчивость и отсутствие чувства времени у будущего мужа. Позднее Соня вспоминала об этом: «Иногда мы договаривались, что он встретит меня после работы и мы пойдем обедать в какой-нибудь модный ресторан, а затем посмотрим спектакль или кино, а порой и комическую оперу. У него не было представления о времени. Множество раз мне приходилось ждать его в каком-нибудь фойе или на углу улицы, когда мороз доходил до тридцати градусов, а иногда и ниже. Без всякого преувеличения, в ожидании его я часто стояла там от сорока пяти минут до полутора часов» ^[164]. И это были лишь самые малые из проблем. И все же Соня Грин выходила замуж по любви, отдавая себе отчет в трудностях, которые предстоят ей в будущем.

Не менее сильно был влюблен и Лавкрафт. Представления о его холодности и неэмоциональности возникают из-за его писем к друзьям, в которых он даже слегка иронизирует над заключением брачного союза. Но Лавкрафту всегда было трудно всерьез и откровенно говорить о своих чувствах. Скрытный и уязвимый, он предпочитал укрываться за броней иронии или наукообразности. И даже Соне он никогда не говорил напрямую о любви к ней, предпочитая отделываться странными эвфемизмами, вроде «умственного удовлетворения и художественного и философского наслаждения».

При этом его будущая жена вспоминала, как неприкрыто был счастлив Лавкрафт перед свадьбой, с какой радостью и удовольствием он покупал кольца, которыми они обменялись на церемонии. Он хотел жениться на Соне. И вовсе не потому, как позже ядовито уверял Ф.Б. Лонг, будто считал, что джентльмену прилично иметь жену.

А просто потому, что был в нее глубоко влюблен.

И окружающие сомневались в этом лишь потому, что неврастеник из семьи безумцев привык прятать и контролировать свои чувства, делая это куда надежнее, чем обычные люди.