Летом 1933 г. Лавкрафт также получил письмо от бывшего телеграфиста Р. Сирайта, просившего обработать некоторые из его рассказов и помочь с их публикацией. Фантаст счел эти тексты вполне профессиональными, хотя и дал ряд советов автору. После этого Сирайту удалось пристроить несколько историй в журналы, он сообщил об этом Лавкрафту и также постепенно вошел в число его постоянных корреспондентов.
История с публикацией текстов Сирайта любопытна еще потому, что она показывает, с какой легкостью самые разные авторы включались в игру в псевдомифологию, затеянную Лавкрафтом и его друзьями. Зная о выдуманных мистических книгах, упоминающихся в произведениях своего товарища, Сирайт в качества эпиграфа к рассказу «Запечатанный бочонок» поставил отрывок из неких несуществующих Эльтдаунских таблиц. Лавкрафт оценил изобретение приятеля по переписке, и позднее ссылки на Эльтдаунские таблицы появятся и в его произведениях — повести «За гранью времен» и рассказе «Дневник Алонзо Тайпера».
С начала 30-х гг. XX в. ссылки на общих псевдобожеств продолжали стабильно включать в свои рассказы К.Э. Смит и Р. Говард. Особенно в этом плане отличился фантаст из Техаса, прописавший в ряде текстов связную биографию фон Юнцта.
Но все же главными «игроками в квазимифологию» этого времени оказываются самые молодые корреспонденты Лавкрафта. Д. Уондри с 1932 г. трудился над целым романом, написанным в лавкрафтианском стиле — «Мертвые титаны пробуждаются». Лавкрафт, прочитавший текст в рукописи, горячо его одобрил и предложил целый ряд советов по улучшению будущей книги. Увы, роман ждала не слишком счастливая судьба — он был опубликован лишь в 1948 г., под заголовком «Паутина острова Пасхи».
Велико было и стилистическое воздействие «дедушки Теобальда» (как особенно любил в это время подписываться Лавкрафт) на его молодых приятелей. С.Т. Джоши отмечает, что у Д. Уондри это воздействие лучше всего заметно в таких рассказах, как «Древесные люди М’Бва», «Создатели ведьм» и «Хрустальная пуля». Не менее сильным было влияние произведений старшего коллеги и на тексты Р. Блоха. Почти каждый из них Лавкрафт прочитывал и внимательно комментировал, а рассказ «Слуги Сатаны» даже частично написал вместе со своим молодым корреспондентом. Впрочем, эту историю об американских дьяволопоклонниках XVII в., которых герой-проповедник побеждает, избивая Библией, нельзя отнести к удачам ни Блоха, ни тем более самого Лавкрафта.
«Мастер ужасов» из Провиденса несомненно желал молодым приятелям всяческих успехов, но при этом считал, что ремесленная работа по созданию шаблонных развлекательных текстов неизбежно погубит их талант. Его презрение к сугубо профессиональной писательской деятельности, при которой автор готов в любой момент писать любой текст на любую тему, никуда не исчезло. Лавкрафт высоко ценил хороший стиль или умение выстроить захватывающий сюжет, однако считал, что их губит безжалостная и неразборчивая эксплуатация литераторов. И пусть он несколько смягчил прежние взгляды на сочинение книг только как на «благородное развлечение для джентльменов», отголоски этих воззрений все равно проскальзывают в его письмах и в его высказываниях 30-х гг.
Массовая литература, с ее неизбежным потаканием не самым изысканным вкусам читателей и следованием готовым шаблонам, постоянно раздражала Лавкрафта. Тем более что он сам был вынужден сотрудничать в журнале, ориентировавшемся именно на стандартного «потребителя». В «Уиерд Тейлс» его частенько бесили и беспардонные требования Ф. Райта, и низкий уровень большинства публикаций, и даже обложки, на которых художники упорно лепили стандартных пышногрудных девиц, корчащихся в щупальцах очередного монстра. Ничего не имея против женской красоты, Лавкрафт тем не менее задавал друзьям сардонический вопрос: а какое отношение это имеет к мистической литературе? Ответ здесь лишь один — увы, таковы законы соответствующего рынка. Чего только не сделаешь для привлечения лишнего покупателя! (Кстати, очередным глупым мифом являются рассказы о том, что «пуританин» Лавкрафт якобы отрывал обложки «Уиерд Тейлс», смущаясь изображением женской наготы. Принадлежавшая ему полная подшивка этого журнала, хранящаяся в библиотеке университета Брауна, находится в идеальном состоянии.)
Тем временем 1933 г. подходил к концу. Отметив Рождество дома, Лавкрафт 26 декабря приехал в Нью-Йорк, в гости к Ф. Лонгу. Старый друг фантаста С. Лавмен сумел поразить гостя из Провиденса, вручив ему настоящую погребальную статуэтку (ушебти) из Египта. Новый год друзья отмечали на квартире Лавмена, и там произошел один смешной и анекдотичный эпизод. Вот что об этом вспоминал сам хозяин квартиры: «Мой сосед Пэт Макграт, с которым я делил квартиру и который про себя называл Говарда “упырем”, решился на своего рода новогодний праздничный вечер, и вот — было приглашено около двадцати пяти наших друзей. Среди них были миссис Грейс Крейн (мать Харта Крейна), которая была совершенно потрясена необычными разговорами наших гостей, и Говард Ф. Лавкрафт. Подавались напитки, а для Лавкрафта, который никогда даже не пробовал алкоголя, — имбирное ситро. Пэт поманил меня на кухню: “Ты не заметил, каким разговорчивым вдруг стал Говард?” Нет, не заметил, но когда мы зашли в комнату, где собрались гости, Лавкрафт там был сама душа компании — болтающий, жестикулирующий, излучающий улыбки и смех, наполняющий свою вербальную гимнастику остротами и даже не отказывающий себе в бодрой арии из “Микадо” Гилберта и Салливана — проявление веселья, которого я прежде никогда у него не видел и не слышал. Пэт радостно прошептал мне на ухо: “Я ПЛЕСНУЛ ЕМУ АЛКОГОЛЯ В СИТРО!”»
[371]
Впрочем, Лавкрафт так и не узнал о случившемся и до конца жизни продолжал уверять всех, что никогда не притрагивался к спиртным напиткам.
8 января 1934 г. Лавкрафта пригласил на обед в «Плэйере Клаб» сам А. Меррит. Маститый писатель, один из отцов американского фэнтези, высоко оценил рассказы фантаста из Провиденса и даже отдал им дань в своем творчестве. Лавкрафт нашел старшего товарища «приветливым» и «очаровательным». Результатом же этого знакомства позднее станет одна из самых причудливых литературных затей, в которой принимали участие оба фантаста.
После возвращения в Провиденс Лавкрафту пришлось столкнуться с одной из самых жестоких зим в его жизни. Февраль был страшно холодным, и фантаст, с его особой реакцией на холод, жутко мерз. Зато весна ознаменовалась неожиданным приглашением от Р. Барлоу — он призывал старшего коллегу приехать погостить во Флориду. В путь из Провиденса Лавкрафт отправился 17 апреля, но сначала он заехал в Нью-Йорк, потом посетил несколько городов южных штатов и в итоге прибыл к Барлоу лишь 2 мая.
Молодой друг фантаста жил юго-западнее городка Де-Лэнда, в собственном доме. Барлоу встретил путешественника с севера на автостанции. Впервые увидев Лавкрафта, он поразился сходством его лица с лицом Данте. (По-моему, в этой лестной характеристике все-таки присутствует заметное преувеличение.)
В доме Барлоу Лавкрафт замечательно провел два месяца. Приятели катались на лодке по ближайшему озеру, бродили по окрестностям и без конца беседовали о фантастической литературе. Во время прогулок Лавкрафт никогда не отказывал себе в удовольствии поиграть с домашними кошками Барлоу. Впрочем, не все малые путешествия выглядели столь спокойно и идиллически — во время одного из походов за ягодами Лавкрафт ухитрился свалиться с шаткого мостика в ручей и полностью промокнуть. Вернувшись в дом, он в первую очередь стал извиняться перед матерью Барлоу за то, что не смог принести уже собранные ягоды.