Остров дальтоников - читать онлайн книгу. Автор: Оливер Сакс cтр.№ 18

Мы познакомились с Джекобом Робертсом, ахроматопом, работающим в школе библиотекарем и завхозом. Он родился на Пингелапе, но переехал в Манд в 1958 году, чтобы окончить среднюю школу. Джекоб рассказал, что в 1969 году он вместе с Энтисом Эдвардсом и несколькими другими людьми проходил генетическое обследование, касавшееся ахроматопсии, в Национальном институте здравоохранения в Вашингтоне. Тогда он впервые увидел жизнь за пределами Микронезии. Особенно заинтересовало его сообщение о том, что в Дании есть остров Фур. До тех пор он не знал, что на свете существуют и другие острова, на которых живут люди, пораженные цветовой слепотой. Когда он вернулся на Понпеи, его собратья по несчастью тоже были обрадованы этой новости. «Это смягчило для нас чувство одиночества, – сказал Робертс. – Мы поняли, что где-то в большом мире у нас есть братья». Но известие породило и новый миф: где-то в Финляндии есть «место, наградившее нас ахроматопсией». Когда мы слышали этот миф на Пингелапе, мы думали, что он возник в ответ на знакомство с Кнутом, но теперь, слушая рассказ Джекоба о том, как он принес на Пингелап весть об одном месте на Севере, откуда пришел маскун, мы убедились, что миф этот родился на двадцать пять лет раньше, а теперь, извлеченный из забвения, снова расцвел благодаря приезду Кнута.

Робертс с большим интересом слушал рассказы Кнута о детстве в Норвегии – эти воспоминания перекликались с его собственными, в них было очень много общего, хотя были и различия. Джекоб вырос в окружении больных маскуном, в культуре, признававшей это. В остальном мире ахроматопы жили в полной изоляции, как правило, даже не зная о существовании своих товарищей по несчастью. Правда, Кнуту, его брату и сестре по счастливой генетической случайности повезло – они были не одни, у них был свой остров дальтоников с населением в три человека.

Эти три одаренных человека, став взрослыми, адаптировались к своему дефекту и состоялись в жизни – каждый своим особым путем. Кнут был старшим. Диагноз ахроматопсии был поставлен ему до того, как он пошел в школу. Врачи решили, что он никогда не сможет читать и его (как позднее и его брата и сестру) направили в местную школу для слепых детей. Кнут взбунтовался, он не хотел признавать себя инвалидом и отказался изучать шрифт Брайля на ощупь. Вместо этого он, пользуясь особенностями своего зрения, научился читать, ориентируясь на крошечные тени, отбрасываемые выпуклыми точками на лист бумаги. Кнута сурово наказывали за это, заставляли сидеть в классе с завязанными глазами. Кнут сбежал из школы и дома, самостоятельно научился читать текст, напечатанный обычным шрифтом. В конце концов Кнуту удалось убедить администрацию в том, что он никогда не смирится с ролью слепого, и ему разрешили поступить в обычную школу.

Сестра Кнута, Бритт, столкнувшись с проблемой изоляции, избрала другой путь и стала полноправным членом сообщества слепых людей. Она добилась больших успехов в школе для слепых, которую так ненавидел Кнут, превосходно освоила шрифт Брайля, а по окончании школы стала работать посредником между слепыми и видящими, занявшись переводом книг на шрифт Брайля в Норвежской библиотеке для слепых. Как и Кнут, Бритт очень музыкальна. Она любит закрывать глаза, уходя из зримого мира и отдаваясь волшебным звукам музыки. Однако Бритт не чуждается и шитья – в этом случае она прикрепляет к очкам ювелирную лупу, чтобы освободить руки для работы.

Время подошло к трем часам дня – пора было возвращаться в Колонию. В долине, несмотря на высоту, стало очень жарко. Кнут сел под раскидистое дерево, чтобы отдохнуть в тени, а мы с Бобом решили искупаться в прозрачном ручье, протекавшем поблизости. Найдя в ручье плоский камень, лежавший в тени папоротника, я устроился на нем, с удовольствием подставив тело под струю текущей прохладной воды. Ниже по течению несколько женщин стирали тяжелую темную одежду – наряд, в который по воскресеньям одевается местное население.

Освежившись купанием, мы с Бобом решили прогуляться по тропинке, ведущей из деревни, договорившись встретиться с остальными возле джипа. Послеполуденный свет ослепил нас блеском висевших на ветвях апельсинов – они буквально горели в окружавшей их листве, как апельсин из стихотворения Марвелла «Бермуды»:

Мне вдруг стало грустно, оттого что Кнут и другие люди с ахроматопсией не могут разделить с нами восторг от этой метафоры Марвелла.

Мы прошли пару сотен ярдов, когда нас догнал мальчик лет двенадцати, бежавший за нами изо всех сил. Он выглядел как юный рыцарь со своим солнцезащитным козырьком. Когда мы увидели его в первый раз, он постоянно щурился и смотрел вниз, избегая яркого света. Теперь он бежал, высоко подняв голову и уверенно ориентируясь на круто спускавшейся вниз дороге. Подросток коснулся пальцами козырька и широко улыбнулся.

– Теперь я все вижу! – воскликнул он и добавил: – Приезжайте к нам еще!

Когда мы медленно подъезжали к Колонии, спустились сумерки, и нам на глаза все чаще стали попадаться летучие мыши. Потом их стало очень много. Они взлетали с деревьев и с пронзительными криками носились по воздуху, «включив» свои ультразвуковые радары и начав ночную охоту. Летучие мыши часто оказываются единственными млекопитающими, способными выдержать условия существования на тихоокеанских островах, и были единственными млекопитающими на Понпеи и Гуаме до тех пор, пока моряки не завезли туда на своих кораблях крыс. Мне кажется, что летучие мыши достойны большего уважения и большей любви со стороны местного населения. На Гуаме они считаются оригинальным деликатесом, и их мясо вывозится на другие Марианские острова. Правда, летучие мыши вредят экологии, поедая ценные плоды и уничтожая посевы, и остается лишь надеяться, что их в скором времени не истребят поголовно.

Грег Дивер, директор Центра подготовки медицинских кадров для стран Тихоокеанского бассейна, с виду очень суровый человек, но на самом деле он романтик, всецело преданный своему делу. Когда-то он впервые приехал на Палау совсем молодым человеком в составе волонтеров Корпуса мира и был потрясен тем, что увидел: чудовищную заболеваемость и острую нехватку врачей. Грег решил стать врачом, чтобы вернуться потом в Микронезию. В Гавайском университете он получил специальность педиатра и пятнадцать лет назад переехал на Каролинские острова. Здесь, в Понпеи, он учредил небольшой госпиталь, поликлинику и филиалы на отдаленных атоллах, а также центр подготовки среднего медперсонала для талантливой молодежи со всех окрестных архипелагов, надеясь, что в будущем, когда те выучатся на врачей, они останутся в родных местах и будут помогать больным соотечественникам. (Правда, многие из тех, кто стал врачом, после того как их дипломы были признаны в США, начали уезжать на континент, соблазненные лучшими условиями труда и более высокой оплатой.) ³⁷

Дивер попросил нас устроить публичный семинар по маскуну. Мы были несколько смущены: нам, залетным визитерам, предлагали прочесть лекцию врачам – по большей части местным, которые жили среди больных маскуном и должны были, по нашему разумению, знать болезнь лучше, чем мы. Правда, мы рассчитывали, что наш свежий взгляд на это расстройство может оказаться полезным. К тому же мы надеялись в ходе общения многому у них научиться. Нам, однако, стало отчетливо ясно – когда Боб заговорил о генетической этиологии и патогенезе маскуна, я – о неврологической адаптации к заболеванию, а Кнут – о реальных ощущениях больного ахроматопсией, – что многие врачи, присутствовавшие на семинаре, никогда прежде не сталкивались с маскуном. Мы сочли это удивительным. Несмотря на то что в научной литературе есть статьи, посвященные маскуну, здесь, в «столице ахроматопсии», почти никто не знал об этой медицинской проблеме.