26 главных разведчиков России - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 146

Русские дети десятилетиями играли в красных командиров и ловили белых бандитов. Теперь они играют в белых офицеров и ловят красных комиссаров.

Историческая чистка началась среди русской эмиграции. Похвалы заслуживают только те, кто упорно отвергал любые контакты с Советской Россией, и даже те, кто присоединился к Гитлеру в борьбе со Сталиным.

Сотрудничавшие с Советской Россией «коллаборационисты» подвергаются осуждению. В их числе Сергей Эфрон и косвенно — его жена, поэт Марина Цветаева. «Вина» Сергея Эфрона усугублена тем, что его считают агентом советской разведки, причастным как минимум к одному политическому убийству.

Что за злосчастная судьба выпала Сергею Эфрону! Добрый и открытый, счастливый в друзьях и в любви, смелый и честный, одаренный от бога, он стал жертвой трагических событий русской истории XX века.

Его имя вошло бы в русскую историю только из-за того, что он был мужем Марины Цветаевой, одного из лучших русских поэтов первой половины XX века. Она, как сказал о ней другой поэт, «поэт для немногих, удел хотя и горький, но достойный». Любовь Марины к Сергею была бесконечна. Она уехала за ним из ленинской России в 1922 году, чтобы разделить с ним горький хлеб эмиграции, и вернулась вслед за ним в сталинскую Россию в 1939 году, чтобы носить ему передачи в тюрьму.

Сергей и Марина встретились совсем юными и сразу полюбили друг друга.

Младшая сестра Марины Анастасия, написавшая на склоне лет толстую книгу воспоминаний, говорит о любви Марины и Сергея Эфрона:

«Он пошел в ее руки как голубь… В ее стихах он понимал каждую строку, каждый образ. Было совсем непонятно, как они жили врозь до сих пор».

Сын известной левой террористки, Сергей Эфрон, родившийся 26 сентября 1893 года в Москве, рано ощутил отчуждение, отверженность от общества — чувство, которое будет сопровождать его всю жизнь. Окружающим он всегда будет казаться «чужим», и рядом с ним будет очень мало «своих».

Сам Эфрон вспоминал, что «еще в семь лет прятал бомбу в штанах». В 1910 году его мать повесилась в Париже на одном крюке со своим младшим сыном — братом Сергея. Мог ли он предположить, что таким же образом через тридцать один год уйдет из жизни и его обожаемая жена Марина Цветаева?

Когда началась Первая мировая война, Эфрон оставил университет. Он хотел пойти добровольцем, но медицинская комиссия его забраковала — как туберкулезника. Тогда он поехал на фронт с санитарным поездом, а потом все-таки добился права поступить в 1-ю Петергофскую школу прапорщиков. Он получил офицерское звание в июле 1917 года, когда это стало опасным для жизни. После большевистской революции в ноябре 1917 года он присоединился к Добровольческой армии, которую на Дону формировали генералы Михаил Васильевич Алексеев, Лавр Георгиевич Корнилов и Антон Иванович Деникин.

Эфрона зачислили прапорщиком в полк генерала Сергея Леонидовича Маркова, потом произвели в подпоручики. Генерал Марков, старый друг Деникина, был смертельно ранен снарядом с бронепоезда. Деникин переименовал полк, которым командовал Марков, в 1-й офицерский генерала Маркова полк. На Дону к добровольцам отнеслись плохо. В середине января 1918 года Корнилов перевел части армии в Ростов, но и здесь добровольцев встретили враждебно. Корнилов решил уходить на Кубань. Все шли пешком, даже Корнилов. Поход стали называть ледовым из-за того, что в марте у станицы Ново-Дмитровской офицерский полк сумел переправиться ночью в чудовищную погоду, в снегопад, через реку, которая покрывалась льдом, и штыковой атакой выбить красных, не ожидавших появления белых.

Офицеров, которые все это преодолели, называли первоходниками, они пользовались особым уважением в Белой армии. К ним принадлежал Сергей Эфрон. Приказом Деникина Эфрон был награжден «Знаком отличия Первого Кубанского похода». Он участвовал в неудачном наступлении на Москву, в котором погибли почти все офицеры марковского полка. Он состоял в пулеметной команде. В 1920 году, когда остатки Белой армии отступили в Крым, он был произведен в поручики.

Вместе с остатками разгромленной большевиками Белой армии он вынужден был бежать из России в 1920 году. После эвакуации из Крыма войска были высажены на залитое дождем пустынное поле за полуразрушенным турецким городком Галлиполи. «Галлиполийское сидение» продолжалось до конца 1921 года, после этого части армии генерала Врангеля были переведены в Болгарию и в Югославию.

В течение многих лет Галлиполи оставался символом стойкости, исполнения долга и верности избранному пути. Галлиполийские общества вместе с полковыми объединениями Добровольческой армии заполнили собой все уголки русского зарубежья. Сергей Эфрон провел в Галлиполи восемь месяцев, потом уехал в Константинополь. Томаш Масарик, основатель Чехословацкой республики, проявил особое сочувствие к эмигрантам из России, широко раскрыв перед ними двери своей страны. Эфрону как бывшему студенту была предоставлена возможность продолжить образование в Праге.

Во время Гражданской войны Марина и Сергей потеряли друг друга. Цветаева ничего не знала о муже. Окружающие скрывали от нее слух о том, что офицера Эфрона красные расстреляли в Крыму.

Зимой 1919 года в голодной Москве детей нечем было кормить. Старшая — Ариадна — была тяжело больна. Марина устроила дочерей в Кунцевский приют, опекаемый Красной армией. Для этого ей пришлось написать заявление о том, что дети не её, а беженцев, и она нашла их у себя в квартире. Старшую спасли, младшая — трехлетняя Ирина — умерла в феврале от голода.

«Спасти обеих я не могла — нечем было кормить, — расскажет потом Марина сестре, — Я выбрала старшую, более сильную, чтобы помочь ей выжить».

Она кормила старшую и говорила ей:

— Ешь. И без фокусов. Пойми, что я спасла из двух — тебя, двух не смогла. Тебя выбрала… Ты выжила за счет Ирины.

Осенью 1921 года, вспоминал философ и журналист Федор Степун, вместе с Цветаевой они шли вниз по Тверскому бульвару:

«На ней было легкое затрепанное платье, в котором она, вероятно, и спала. Мужественно шагая по песку босыми ногами, она просто и точно рассказывала об ужасе своей нищей, неустроенной жизни, о трудностях как-нибудь прокормить своих двоих дочерей. Мне было страшно слушать ее, но ей было не страшно рассказывать: она верила, что в Москве царствует не только Ленин в Кремле, но и Пушкин у Страстного монастыря. “О, с Пушкиным ничто не страшно”. Идя со мною к Никитским воротам, она благодарно чувствовала за собою его печально опущенные, благословляющие взоры».

Илья Григорьевич Эренбург в 1921 году одним из первых советских граждан поехал за границу. «Цветаева попросила меня попытаться отыскать ее мужа, — вспоминал Эренбург, — Мне удалось узнать, что С. Я. Эфрон жив и находится в Праге; я написал об этом Марине. Она воспрянула духом и начала хлопотать о заграничном паспорте».

Паспорт ей дали сразу. В 1922 году из Советской России еще выпускали. В Наркомате по иностранным делам ей сказали:

— Вы еще пожалеете о том, что уезжаете…

В 1925 году воссоединившаяся семья перебралась из Чехии в Париж. В Париже поэзия Цветаевой имеет большой успех. Весной 1926 года возникает ставшая знаменитой тройственная переписка великих поэтов — Райнера-Мария Рильке, Бориса Пастернака и Марины Цветаевой.