26 главных разведчиков России - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 100

Я спросил у Бакатина:

— Что было главным для разведки в конце 1991 года?

— Примаков пришел в то время, когда надо было думать о новой концепции безопасности. Перед ним стояла задача обеспечить информацией новое руководство, чем он и занимался.

Занимался и законодательством — закон о разведке появился, и созданием нового имиджа своей службы.

— А разведку новая власть хотела сохранить или разогнать?

— Спецслужбы в такой период очень нужны. Все мы наполовину в социализме, наполовину в капитализме. Выгнать старых профессионалов — значит разведку ликвидировать. Агент дается долгим временем. Только если кому-то идеология мешает служить государству, тогда от него надо избавиться.

Послеавгустовская гроза 1991 года обошла разведку стороной. Первое главное управление КГБ (внешняя разведка) отделили от остального аппарата государственной безопасности — и структурно, и в смысле ответственности за более чем семидесятилетнюю историю этого ведомства. Лишились своих должностей всего лишь несколько генералов из первого главка, близких к арестованному Крючкову. Но нависшая над бывшим КГБ угроза полной ликвидации (в конечном счете оказавшаяся мнимой) на разведку никогда не распространялась. Разведку спас Примаков.

Появление в лесу, как сами разведчики именуют собственную штаб-квартиру в Ясенево, академика Евгения Примакова оказалось для многих неожиданным и странным. И я тогда думал, что Примакову не хватит административного опыта, приобретенного Бакатиным на постах первого секретаря обкома и министра внутренних дел. Такой опыт необходим для того, чтобы подчиненные не могли водить пришлого начальника за нос, шаманя и ссылаясь на специфику службы. Думали, что Бакатин пришел надолго, сулили ему бурную политическую карьеру. А Примакова считали проходной фигурой.

Назначение Бакатина подчиненные встретили с трудно скрываемым раздражением. Он действовал жестко, и его просто возненавидели. К облегчению чекистов, правительство отправило его на пенсию — в пятьдесят пять лет. В Кремле ему не простили отказа баллотироваться в 1990 году вместе с Ельциным в качестве кандидата на пост вице-президента.

Отношение же к Примакову изменилось к лучшему. Он не противопоставил себя аппарату, а совсем наоборот — постарался стать своим.

Казалось, что завоевывая сердца своих новых подчиненных, он поступается демократическими завоеваниями. Смущало, что в новом законе об оперативно-розыскной деятельности среди ведомств, которые могут на территории России (внутри страны!) заниматься прослушиванием телефонных разговоров, чтением чужой почты, слежкой, а также наделены правом проводить обыски и аресты, значится почему-то и Служба внешней разведки. А кого внешняя разведка собирается арестовывать внутри страны? Разве разведка этим должна заниматься?

Ни Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов, ни Федеральная разведывательная службы в Германии, ни британская разведка МИ-6 не обладают такими правами. Более того, они лишены их сознательно, чтобы разведка не превращалась в еще одну спецслужбу, трудно контролируемую и опасную для общества.

Всей полнотой прав, что означало полнейшее бесправие для других, обладал КГБ. Зачем новый закон передал опасное для общества наследство Службе внешней разведки?

Примаков не собирался заниматься внутренним сыском, но он позаботился о том, чтобы разведка ни в чем не уступала другим спецслужбам. Он вел себя как рачительный хозяин. И это нравилось его подчиненным.

Важнейшее испытание на лояльность Примаков прошел после встречи в Беловежской пуще в декабре 1991 года. Ельцин и его окружение тревожились: не попытается ли Горбачев в последний момент сохранить власть силой?

Министр внутренних дел Виктор Баранников был человеком Ельцина. Министр обороны маршал Евгений Шапошников тоже поспешил присягнуть Ельцину на верность. Российскую власть беспокоило, как себя поведут руководители спецслужб Бакатин и Примаков. 9 декабря 1991 года Примакова без объяснения причин попросили приехать из Ясенево на Лубянку. В кабинете Бакатина глава Российской госбезопасности Виктор Иваненко передал им обоим пожелание Российского правительства быть благоразумными, иначе говоря, не сопротивляться неизбежному распаду Советского Союза и переходу власти к Ельцину. Предупреждение было напрасным — Примаков уже присягнул Российской власти…

После встречи трех лидеров в Беловежской пуще, подписавших соглашение о создании Содружества независимых государств, президент СССР Михаил Горбачев собрал своих советников, тех, на кого мог рассчитывать, и задал вопрос: что будем делать?

Горбачевские люди говорили о том, что не надо сдаваться, что союзные структуры должны продолжать работать. Примаков был осторожнее, сказал, что нужно принять совершившееся, а к России, Украине и Белоруссии, вполне возможно, присоединятся и другие республики.

10 декабря Горбачев вновь собрал ближний круг — Александра Яковлева, министра внешних сношений СССР Эдуарда Шеварднадзе, московского мэра Гавриила Попова, Примакова, главу союза промышленников и предпринимателей Аркадия Вольского, Вадима Бакатина, Григория Ревенко, руководителя своего аппарата, и Егора Яковлева — председателя Гостелерадио.

Горбачев сказал, что получил распоряжение о переводе управления правительственной связи под юрисдикцию России. Как быть?

Помощник Горбачева Георгий Шахназаров резко ответил, что это переворот, что завтра придут опечатывать кабинеты. Примаков спокойно заметил:

— У вас нет никаких силовых возможностей помешать действиям Российского руководства. На армию не опереться. Международные силы будут взаимодействовать с республиками.

Иначе говоря, Примаков предлагал Горбачеву примириться с неизбежностью. Сам Евгений Максимович не собирался конфликтовать с Российской властью.

А как после нескольких месяцев совместной работы оценивали Примакова сотрудники разведки? Вот что я услышал от тех, кто в те годы работал в Ясенево:

— Всем понравилось, что он стал называть себя директором, а не начальником. Само отделение от КГБ было хорошо воспринято. И то, что он потом воспрепятствовал вливанию разведки назад в общую структуру госбезопасности, — за это ему тоже спасибо. Разведка — это все-таки не часть репрессивного аппарата.

И то, что он воинское звание себе не присвоил, тоже было хорошо оценено. Люди каждую звездочку годами добывают, а тут ни дня не проработавший в разведке начальник сразу получает генеральские погоны… Это было расценено как поступок серьезного, солидного человека. Погоны в его положении — детская шалость.

Разведчики согласились с тем, что во главе разведки не обязательно должен стоять профессионал, который знает все эти забавные дела, как от наружки уходить и с агентами тайно встречаться. Нужен политик с широким кругозором и с авторитетом у высшего руководства страны.

Примакову были благодарны за то, что кадровых чисток он не проводил, все вверх тормашками не переворачивал, а, напротив, способствовал консолидации и без того крепко сбитого аппарата. Принимая кадровые решения, он всегда советовался со своими заместителями. Иногда и шире был круг тех, с кем он обсуждал кандидатуру, — это зависело от того, на какую должность искали кандидата.