Анри отправился на кухню. В умывальнике он обнаружил блюдце, полное воды, в котором плавали два окурка. Рядом стояла чашка из-под кофе. Значит, Надин сделала себе кофе и выкурила две сигареты. Она ждала его. Она хотела с ним поговорить, и он знал, что именно она собиралась ему сказать.
Мужчина сел за стол и съел багет с медом, не находя в нем утешения. Затем глянул в окно, представив себе, как его жена несколько часов назад сидела, вероятно, на этом же месте и смотрела в эту же сторону. Было ли это для нее своего рода осознанным прощанием? Или же она просто с полным отвращением нетерпеливо ждала того момента, когда наконец сможет навсегда покинуть этот дом?
Никакого совместного будущего. Никакого совместного ребеночка. Катрин далеко, и Надин тоже уедет. Анри оставалось только кафе «У Надин», название которого будет теперь казаться ему просто абсурдным. Может быть, ему переименовать его в «У Анри»? Это было бы, конечно, подходящее название – ведь, кроме него, здесь уже никого и не будет…
Он один.
Жоли растратил свои силы на эйфорию, охватившую его после разговора с Катрин, и на беспокойство после второй встречи со следователями, проявившими к нему нескрываемое недоверие. После утренней встречи с Марией Иснар он часами колесил по округе, разгонялся, как черт, на длинных прямых участках, как делал в молодости, когда был еще уверенным в себе и сильным, а затем снижал скорость – и снова и снова репетировал свой разговор с Надин, рисовал пылкими словами их совместное будущее и красивыми, специально придуманными фразами прощал ей ее связь с Петером С. – так он называл его про себя с тех пор, как все это случилось.
Теперь его воздушный замок развалился, и остались лишь парализующая усталость, глубокое душевное изнеможение и страх перед пустым и безрадостным будущим. Он, Sunnyboy
[5], еще никогда не испытывал такого сильного желания близости. Ему хотелось, чтобы его обхватили руками, чтобы ему было позволено плакать, чтобы кто-то погладил его по голове и шептал ему на ухо утешительные слова…
Ему страстно хотелось, чтобы его мать была рядом.
Анри подумал, что ему должно быть стыдно за это, но для этого ему не хватало сил.
Ему не хотелось задумываться над тем, позволительно ли ему испытывать такую тоску или нет, позор это или поражение. Ему не хотелось ничего другого, кроме исполнения этого желания.
Он спросил себя, хватит ли ему сил упаковать чемоданы и отправиться в путь, в Неаполь. Комиссар запретил ему покидать эти места, и своим исчезновением Анри еще больше усилит подозрение, которое и без того уже имелось у полиции по отношению к нему, – но это было ему безразлично. Анри волновала только Надин. Может быть, оставить ей письмо? В нем он объяснил бы ей, что все понял и прочувствовал. Чтобы она не думала, что ей нужно прятаться от него…
Анри смотрел в окно до тех пор, пока не стемнело, а затем включил свет и стал разглядывать в стекле отражение одинокого мужчины за кухонным столом, который поедет в Неаполь к своей матери, чтобы пережить там крушение своей жизни.
12
Незадолго до того, как отправиться в постель, Лауре пришло в голову, что она еще вчера вечером хотела позвонить Моник Лафонд, но из-за визита Кристофера и последующих событий совершенно забыла об этом, хотя специально положила записку с номером Моник около телефона. Вероятно, она не заметила ее во время своих сегодняшних телефонных разговоров.
Однако сейчас записки там не оказалось. Лаура стала искать ее среди других бумаг и проверила, не упала ли та на пол, но так нигде и не смогла ее найти.
– Очень странно, – пробормотала женщина.
Она подумала, удобно ли будет позвонить Моник Лафонд в это время – было четверть одиннадцатого, – и решила, что это позволительно. Ей пришлось заново обратиться в справочную службу, но когда она набрала номер мадемуазель Лафонд, ей снова не повезло: включился автоответчик. На этот раз Лаура ничего не сказала, ибо должно было сохраниться ее предыдущее сообщение, и Моник когда-нибудь наткнется на него. Наверное, она куда-нибудь уехала.
Кроме того, Лаура еще меньше, чем прежде, верила в то, что этот след может действительно представлять для нее интерес.
После обеда ее еще раз навестил комиссар Бертэн. Он хотел узнать, вспомнилось ли ей еще что-нибудь, что могло иметь значение для следствия, но фрау Симон пришлось разочаровать его. На ее взгляд, комиссар и его коллеги топтались на месте. Она была почти уверена в том, что Бертэн считал ее невиновной, и поэтому осмелилась спросить его, когда она сможет поехать домой.
– Мой ребенок в Германии. И кредиторы моего мужа уже выстроились в очередь. Мне необходимо многое уладить и начать заново устраивать свое будущее, – объяснила она. – А здесь я лишь теряю время.
Полицейский кивнул.
– Я понимаю, это очень неприятная ситуация для вас. У нас, собственно, есть ваш адрес и номер телефона в Германии, так что, я думаю, вы можете покинуть Францию. Однако может случиться так, что вам придется еще раз приехать сюда – если вдруг появятся новые улики и вы понадобитесь нам лично.
– Разумеется, никаких проблем, – заверила его Лаура. – Во всяком случае, это наименьшая проблема из всех, которые у меня сейчас имеются.
Следователь задумчиво взглянул на нее.
– Вы очень отважная женщина, – произнес он. – Многие на вашем месте ударились бы в причитания и пали духом. А вы действуете. Я считаю это достойным уважения.
Его похвала невероятно порадовала Лауру. Когда он ушел, она встала перед зеркалом в ванной и внимательно посмотрела на себя. Заметны ли были в ней изменения? Прошло не так уж много времени, но ей все же казалось, что она прошла очень длинный путь – от той покорной Лауры, которая поджидала дома своего мужа и постоянно покупала новые шторы и ковры, чтобы как-то убить время, до женщины, опознавшей своего убитого супруга в отделении суд-медэкспертизы, раскрывшей его многолетнюю любовную связь, оказавшейся лицом к лицу перед кучей долгов и при всем этом еще нашедшей в себе силы и нервы, чтобы начать маленький роман с его лучшим другом…
Ей показалось, что она выглядит менее мягкой и не такой робкой и что с ее лица исчезла нерешительность.
– Ты вполне неплохо со всем этим справляешься, – довольно сказала она самой себе.
Вечером она послушала музыку, открыла бутылку шампанского, и ей удалось бы полностью предаться чувству раскрепощенности и свободы, если б где-то в глубине ее души не присутствовала некая напряженность, которую она вначале не могла себе объяснить, а потом поняла, что это связано с Кристофером. Лаура постоянно ждала, что вот-вот зазвонит телефон, и это окажется Хейманн, который попросит ее о следующей встрече. Она даже закрыла ставни, чего раньше никогда не делала, – теперь у нее постоянно присутствовало неприятное ощущение того, что Хейманн может внезапно появиться там, снаружи, желая, чтобы его впустили, или – что было бы еще более неприятным – просто притаившись там и наблюдая за ней.