– Тогда твое ощущение просто великолепно, – ответил Анри с наигранной веселостью, – ты пришла с точностью до минуты.
Катрин вздохнула с облегчением и убрала со лба слипшиеся волосы. Когда она подняла руку, Жоли окутала очередная волна запаха.
«Может быть, у нее закончился дезодорант, – подумал он, – а завтра она купит себе новый».
Он накрыл ближайший к двери стол в зале для посетителей – с белой скатертью, свежими цветами, матерчатыми салфетками и керамическими тарелками с узорами, которые так нравились его кузине, и приготовил овощной суп с гренками, равиоли с начинкой из сыра и с томатным кремообразным соусом, легкое блюдо из рыбы, а на десерт – créme caramel
[4]. Но несмотря на то, что Анри готовил с отдачей и в хорошем настроении, вся эта ситуация внезапно перестала доставлять ему удовольствие, и он надеялся, что кузина быстро поест и уйдет.
– Я еще была у маклера, – объяснила Катрин, – поэтому… – Она не закончила фразу, как будто Анри должен был знать, для чего это пояснение о маклере.
Однако он не знал этого и только вопросительно взглянул на нее.
– Я имею в виду, что я не прямым ходом из дома сюда пришла, – добавила Мишо, – иначе забытые часы не были бы проблемой.
– Что? Ах да, – кивнул Анри. – Но они и так не были проблемой, потому что ты, так сказать, пришла чрезвычайно пунктуально.
Их беседа, как ему показалось, протекала ужасно скованно. Словно они не знали друг друга с пеленок, а были чужими людьми, которым нечего сказать друг другу, но которые по какой-то причине должны были вести вежливую и внимательную беседу.
– Да ты садись уже, – сказал Анри. – Я сейчас принесу суп.
Он разлил суп по тарелкам и налил в бокалы вина. Солнце светило достаточно ярко, так что можно было не зажигать свечи, хотя Анри и поставил их на стол. Теперь он был рад, что они оказались не нужны.
– А где Надин? – спросила Катрин после того, как они оба молча минут пять ели суп.
– У своей матери, – почти механически ответил Анри, потому что жена практически всегда была у матери; хотя в следующую секунду он вспомнил, как часто считал последние годы, что Надин находится у Марии, в то время как на самом деле она лежала в объятиях любовника… С губ его сорвался легкий стон.
– Она еще вернется сюда? – спросила Катрин с таким видом, словно это был совершенно нормальный вопрос и словно на самом деле было точно неизвестно, вернется ли Надин еще когда-нибудь.
Это возмутило Анри. Как же она была уверена в собственной правоте, как самонадеянна! Как будто она была членом их семьи. Ему вспомнилось, как Надин часто говорила, когда они – в очередной раз – ругались из-за Катрин: «Ее интересует только власть. Причем власть над тобой! Она всегда будет любым способом добиваться возможности, чтобы оставить для себя лазейку в наш дом. Всегда будет добиваться права голоса и всегда будет вмешиваться в нашу жизнь».
– Конечно, Надин вернется, – сказал Анри резким голосом. – Она – моя жена. Она живет со мной в этом доме. Почему она не должна вернуться после посещения матери?
Катрин вздрогнула от его слов, подняла голову и хотела что-то возразить, но проглотила свои слова. Затем отложила ложку в сторону, хотя ее тарелка еще не была пуста, и спросила:
– А ты не хочешь узнать, зачем я ходила к маклеру?
На самом деле, хотя сознание Анри и зафиксировало слово «маклер», он не придал этому никакого значения. И только теперь ему пришло в голову, что это действительно выглядело странным: какие дела могут быть у Катрин с маклером?
– И?.. – спросил он.
– Я дала ему поручение продать мою квартиру.
Это так удивило Анри, что теперь и он отложил ложку.
– Ты хочешь продать свою квартиру?
– Да. Много за нее я, конечно, не получу, но все же немного больше, чем вложила в нее, как считает маклер. Тогда у меня будет небольшой капитал.
– Да, но зачем?
Мишо посмотрела мимо кузена на стену и впилась взглядом в композицию из засушенных цветов, которая давно висела на ней. Под слоем пыли все цветы приобрели одинаковый серый цвет.
– Я не хочу там больше жить. Квартира отвратительная и унылая, и я ни одной минуты не чувствовала себя в ней уютно. К тому же наступило время, чтобы я…
– Что?
– Чтобы я изменила свою жизнь, – произнесла Катрин, и безнадежность, прозвучавшая в ее голосе, выдавала то, что она прекрасно знала: одной только продажей квартиры этого не добиться. А помимо этого у нее было слишком мало возможностей, чтобы достичь подлинной смены образа жизни. – Пора.
На какое-то мгновение Анри охватила паника. Что она, черт побери, собиралась сделать? И как это связано с тем вопросом, что она перед этим задала? «Надин вернется – сюда?»
Она что, хотела… Неужели она считала?..
Но уже в следующий момент кузина избавила его от напрашивающейся пугающей картины.
– Я уезжаю, – заявила она.
– Уезжаешь?
– Да, уезжаю. Куда-нибудь. Может быть, в Нормандию, в ту деревню, где жила наша тетушка. По крайней мере…
– Да? – Тут до Анри дошло, как односложно и глупо воспринимались его постоянные «почему?», «что?», «-уехать?» и «да?», однако по какой-то причине в настоящий момент он был не в состоянии составить какую-либо разумную фразу.
– По крайней мере там я не чувствую себя такой потерянной: я часто бывала в той деревне, и какое-то представление о тамошней жизни у меня уже есть. Я довольно хорошо знаю священника, и несколько подружек нашей тетушки, возможно, еще помнят меня, и я… ну, в общем, не буду совсем уж одинока.
Катрин прикусила губу – ведь ей так же, как и Анри, было ясно, что подругам их тетушки, если они вообще еще живы, сейчас должно быть около девяноста лет, и они, конечно же, не те люди, с которыми обычно дружат женщины немногим за тридцать.
– Ах, Катрин, – беспомощно произнес Анри.
Но уже в следующее мгновение ему стало очень стыдно, поскольку его переполнило чувство бесконечного облегчения, и он ощутил себя непорядочным, хладнокровным и эгоистичным. Зато свободным! Свободным от этой толстой и страшной женщины, обиженной жизнью, которая прилипла к нему с тех пор, как он себя помнил, и которую не смел стряхнуть с себя, потому что у нее, кроме него, никого не было. Конечно же, она была преданной и трудолюбивой, и всегда прибегала на помощь, когда бы он ни позвал ее, но взамен требовала внимания, общения и возможности принадлежать ему. Надин испытывала к ней так мало симпатии – разве это не было вполне понятным? Какой бы жене это понравилось – выйти замуж не просто за мужчину, а в каком-то смысле за мужчину вместе с его кузиной?
В этот момент Анри словно сбросил пелену с глаз и понял, что это Катрин была помехой в его браке с Надин, что это она была виновата во всем, что у них не сложилось. Зато ее отступление означало большой шанс для нового начала их с Надин совместной жизни.