– Я все время пыталась тебе дозвониться. Почему ты не подходила к телефону? – возмутилась она.
– У меня было что-то вроде нервного срыва в эти два дня. Наверное, нечто похожее на шок. Я лишь лежала в постели и ни с кем не могла разговаривать. Как Софи?
– Хорошо. Хочешь с ней поговорить?
– Да. Обязательно.
Элизабет позвала внучку к телефону, и Лаура, услышав ее радостную болтовню и заливистый смех, тут же почувствовала себя лучше. Она немного поговорила с дочкой на детском языке, который понимали только они двое, и заверила ее, что скоро они опять будут вместе.
Но затем, конечно, Элизабет снова подошла к телефону и тут же задала решающий вопрос:
– Ты его опознала? Тот мертвый… Это был Петер?
– Да, – коротко ответила Симон.
– Тебе надо было сразу мне об этом сказать. Я тут чуть с ума не сошла от переживаний!
– Я знаю. Мне очень жаль.
– В каком мире мы живем?! – с возмущением спросила Элизабет.
Лаура точно знала, что ее мать восприняла случившееся как удар по собственной судьбе. Это ее поставили в такую неприятную ситуацию. Ее дочери изменили – и, как будто одно это было недостаточно ужасно, ее никчемный зять, ко всему прочему, оставил гигантские долги и скрылся за границей. А в завершение всего еще и погиб. Будучи безнадежным эгоцентриком, Элизабет спрашивала себя прежде всего о том, почему такое должно было случиться именно с ней.
– Это ведь ненормально! – продолжала она. – Уже хотя бы знают, кто убийца?
– Нет, – вздохнула фрау Симон. – Не так быстро.
– Я уверена, это связано с той вертихвосткой, с которой он, вероятно, уже давно крутит шуры-муры. Ты узнала, кто она?
Лаура не хотела обсуждать это с матерью. Она, собственно, вообще не хотела с ней разговаривать.
– Нет, – снова вздохнула она. – Я…
– Но ты, надеюсь, рассказала полиции, что существует какая-то женщина? Это, конечно, неприятно – признаваться в том, что унижена собственным мужем, но они должны знать об этом. Слышишь?
– Конечно, мама.
Только никаких дебатов сейчас! Этот короткий разговор и без того уже совершенно утомил Лауру.
– Я все сделаю, как надо, можешь мне поверить, – пообещала она. – Дело только в том… что мне не очень хорошо…
– Я-то Петера никогда особенно не любила. Но ведь тогда с тобой просто невозможно было говорить.
«Безнадежно, – подумала Лаура. – Это просто безнадежно – ожидать от нее утешения или сочувствия». Возможно, Элизабет и испытывала к ней что-то вроде участия, но она просто не могла это выразить.
– Мама, – быстро сказала Симон, игнорируя упрек, – тебе не очень трудно еще какое-то время побыть с Софи? Я в данный момент не могу отсюда уехать. Возможно, я еще понадоблюсь полиции.
– Никаких проблем. – В этом плане Элизабет могла быть очень щедрой. – Но ты будешь держать меня в курсе дел? Я не хочу опять бестолково звонить тебе.
– Конечно, я буду все тебе рассказывать. Поцелуй еще Софи от меня, хорошо?
После того как фрау Симон положила трубку, она еще какое-то время задумчиво смотрела перед собой. Софи была еще слишком мала, чтобы понять, что произошло. Она будет часто спрашивать, где ее отец, и Лаура не сможет ей всего объяснить. Но в один прекрасный день она узнает и поймет, что ее отца убили.
«Какое это будет бремя для всей моей жизни!» – подумала фрау Симон. В каком-то смысле она никогда не сможет чувствовать себя принадлежащей к кругу обычных людей. Никто, может быть, и не даст ей этого понять, но между ней и другими всегда будет стоять некое препятствие. Потому что в ее прошлом произошло нечто такое, что отделит ее от остальных. Нечто такое, что не вписывается в нормальную жизнь, но в ее жизни, к сожалению, произошло.
Она приняла решение сделать все, чтобы Софи никогда не узнала о намерениях своего отца скрыться за границей, а жену и дочку оставить сидеть на куче его долгов. Как в девочке сможет развиться здоровое самоуважение, если ей придется представлять своего отца бессовестным трусом?
В тот же момент Лауру испугала эта характеристика, данная ею убитому мужу, – даже при том, что сделано это было мысленно. Бессовестный трус. Имеет ли она право думать так об умершем? О мужчине, с которым восемь лет была вместе, семь из которых прошли в браке? От которого у нее остался ребенок, рядом с которым она собиралась состариться?
– Я думаю, что имею такое право, – тихо произнесла Лаура. – Я имею на это право, потому что иначе я не выдержу.
Ей нужно было чем-то заняться, и она сдвинула на место оба кресла, стоявших у камина, в которых они с Кристофером сидели прошлым вечером, вытрясла подушки и взяла свой пустой бокал из-под вина, который еще стоял на полу. Ей было приятно, что Хейманн оставался рядом с ней. Ненавязчиво и с пониманием он говорил с ней о Петере, о его сильных и слабых чертах характера, о том, что он был хорошим другом, которому он, Кристофер, не смог помочь, когда его жизнь вышла из равновесия.
– Если б ко всему этому не прибавилась проблема с деньгами, – говорил он несчастным голосом, – то все утряслось бы. Надин Жоли не смогла бы привязать его к себе надолго. Он вернулся бы к тебе, и я думаю, что подобное больше не повторилось бы. Такого рода кризис бывает у мужчины только один раз. Если он прошел, то больше не повторяется.
А позже Хейманн добавил:
– Я ведь снова и снова разговаривал с ним. «У тебя такая милая жена, – говорил я, – такая красивая женщина! И такая очаровательная дочка… Ты не в своем уме, если ставишь на карту свою семью. Неужели тебе не ясно, какое у тебя сокровище? Может быть, тебе нужно сначала побывать в моем положении, чтобы ты смог оценить свое счастье?» Я думаю, он прекрасно понимал, что я прав. И для меня было очевидно, что он постепенно отказывался от своих намерений. Под конец я уже не понимал, что еще удерживало его рядом с Надин. Теперь мне ясно – это его затруднительное финансовое положение преграждало ему путь, чтобы вернуться к тебе.
Лаура слушала Кристофера, но настоящего утешения в его словах не находила. Потому что была еще Камилла Раймонд, а может быть, и несколько других женщин, и неверность Петера могла иметь гораздо более серьезные масштабы, чем даже его близкий друг мог себе представить.
Сметая в кучу золу, фрау Симон обдумывала, стоит ли ей навести справки о Камилле Раймонд. Узнать, в каких отношениях та была с Петером. Было ли это важно – узнать, что у них имелась любовная связь? Это могло повлиять на ее представление о Петере, но в ее горе, в причиненной ей боли, в ее дальнейшей жизни это вряд ли могло что-то изменить.
Впрочем, ей все равно придется пробыть здесь еще какое-то время. Лаура понятия не имела, когда ей позволят вернуться домой. А поскольку нужно было заняться чем-нибудь, касающимся ее проблем, она решила в понедельник найти маклера, который сможет проконсультировать ее о том, сколько денег она сможет получить при продаже дачного дома. А в Германии ей придется выяснить, какую сумму Петер взял под его залог. В конечном итоге ей вряд ли что-то останется после его продажи.