Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии - читать онлайн книгу. Автор: Генри Марш cтр.№ 22

Хотя все «консультации» велись исключительно на непальском, работа Дева неизменно зачаровывала меня. Как и все хорошие врачи, он подстраивался под тех, с кем беседовал: иногда шутил, а иногда был серьезным; иногда утешал, а иногда был категоричным. Однажды он разговаривал с дочерью одной из пациенток; девушка работала медсестрой в Великобритании и неплохо объяснялась по-английски. Ее пожилая мать перенесла обширный инсульт, и правая половина мозга погибла. Пациентке сделали декомпрессивную краниотомию, благодаря чему она не умерла и теперь, спустя несколько дней, лежала в отделении интенсивной терапии — без сознания и наполовину парализованная.

— Поговорите с ней, — шепнул мне Дев, — и вы поймете, в чем проблема.

Я обратился к девушке с теми же аргументами, которые использовал в разговорах с родственниками английских пациентов.

Я объяснил, что если ее мать и выживет, то навсегда останется инвалидом, нуждающимся в постоянном уходе, а ее разум, ее личность будут серьезно повреждены.

— Захочет ли она жить вот так? — спросил я. — Вам и остальным членам семьи следует задаться этим вопросом. Я бы точно не захотел так жить.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, — ответила она, — но мы хотели бы, чтобы вы сделали все возможное.

— Видите? — заметил Дев чуть позже. — Они все такие. Даже в семьях врачей. Они просто отказываются смотреть правде в глаза.

* * *

Голова девочки была гладко выбрита и зафиксирована с помощью штифта для черепа. Младшим врачам никак не удавалось установить центральный катетер в одну из главных шейных вен, и все закончилось тем, что они попали в сонную артерию. Тогда они решили делать переливание крови (в случае если во время операции начнется сильное кровотечение) с помощью двух периферических катетеров, установленных в венах на руках. Таким образом, начало операции задерживалось.

Бóльшая часть лица пациентки была прикрыта пластырем, удерживающим эндотрахеальную трубку. Но, несмотря на это, а также на выбритую голову, девочка, с ее широким тибетским лицом, светло-коричневой кожей и чуть красноватыми щеками, выглядела до боли милой и хрупкой.

Дев стоял у ее головы.

— Мы с вами вместе учились, — сказал он мне. — Мы думаем в одном и том же направлении.

За шесть недель в Катманду я присутствовал при большем числе серьезных операций, чем за полгода в Лондоне.

Девочку я видел впервые, хотя утром и успел внимательно изучить снимки ее мозга.

— Ее уже оперировал один из местных нейрохирургов, — сказал Дев, — но не думаю, что он много чего удалил. Просто сделал биопсию. Анализы показали астроцитому на второй стадии.

— Ничего хорошего, — мрачно произнес я, разглядывая снимок. — Опухоль, может, и доброкачественная, но заключает в себя все структуры вокруг третьего желудочка, и бог его знает, где находится свод мозга.

— И не говорите, — вздохнул Дев.

Сводом мозга называют две узкие — всего несколько миллиметров — полоски белого вещества, которые играют решающую роль в работе памяти. Белое вещество состоит из миллионов изолированных волокон — по сути, электрических проводов, — которые соединяют между собой восемьдесят (или около того) миллиардов нейронов человеческого мозга. При повреждении белого вещества люди во многом теряют способность воспринимать новую информацию, и это настоящая катастрофа.

В Англии средний доход в сорок раз выше, чем в Непале. Первичную медицинскую помощь здесь оказывают плохо (хотя и лучше, чем во многих других странах третьего мира) и столь редкие проблемы со здоровьем, как опухоли мозга, диагностируют слишком поздно. А значит, к тому моменту, когда опухоль обнаружат, она неизбежно становится крупнее, чем бывает на Западе, и оперировать ее гораздо сложнее и опаснее, а вероятность успешного исхода минимальна. Опухоль мозга у детей — явление редкое и неизбежно вызывающее бурю эмоций. Умом я понимал, что оперировать этого ребенка — пустая трата времени и денег, но, в каком бы уголке мира ты ни находился, практически невозможно отказать просьбам отчаявшихся родителей. Тем более что я и сам побывал в роли такого родителя. Так или иначе, в этой ситуации решение принимал Дев, а не я.

Убедившись, что девочку правильно разместили на столе, я отправился в кабинет Дева и вновь присоединился к нему лишь после того, как прибежала медсестра и молча подала знак, чтобы я проследовал за ней в операционную.

«И чем я не ветеринар?» — думал я, моя руки над длинной раковиной с несколькими кранами и дозаторами для йода. Я оперирую пациентов, о которых ровным счетом ничего не знаю, и в итоге вижу лишь их бритые обезличенные головы в штифтах для фиксации черепа.

За год до поездки в Непал, то есть еще до выхода на пенсию, я отправился в Хьюстон на практический семинар, организованный для того, чтобы научить нейрохирургов-практикантов проводить операции на сосудах головного мозга. Мне предстояло быть одним из инструкторов. Десять часов в воздухе — и я на месте. Семинар начинался на следующее утро, в восемь, — сразу же после моей лекции для коллег, запланированной на семь часов.

Как-то я поинтересовался у группы интернов, знают ли они, каковы физиологические последствия нехватки сна для пациентов. Мысль о том, что тяжкий труд врача может причинить пациентам вред, озадачила всю группу.

Моя лекция была посвящена ошибкам в нейрохирургии и тому, как их избежать. В аудитории сидела лишь горстка слушателей; вероятнее всего, остальные посчитали, что вряд ли они почерпнут для себя что-нибудь полезное из рассказов непонятного английского хирурга о допущенных им врачебных ошибках. Плотный завтрак, накрытый в соседней комнате, остался нетронутым.

Перед началом семинара прошел непродолжительный инструктаж. Мы прошли в небольшое помещение с тремя огромными светодиодными экранами и уселись на установленные в несколько ярусов скамейки. Все выглядело совершенно новым и безукоризненно чистым. Делового вида женщина в хирургическом костюме сказала, что нам не разрешено фотографировать ни при каких обстоятельствах и что любые наши действия должны соответствовать федеральному законодательству. Она перечислила несколько законов с длинными регистрационными номерами, названия которых по очереди появлялись на экранах. Она добавила также, что нам следует «с уважением отнестись к субъектам семинара». После этого всем раздали разноцветные шапочки — мне как члену преподавательского состава досталась голубая. Студенты получили желтые, а нейрохирурги-практиканты — зеленые. После этого, миновав массивные двойные двери с дополнительной защитой, мы очутились на территории исследовательского центра.