Вот после этой встречи с поляками я по-настоящему взялся за организацию парада. А дел было много и трудностей тоже. Главная проблема заключалась в нехватке людей и техники для проведения масштабного парада, который бы смотрелся внушительно в большом зале кинотеатра. Ведь мало-мальски боеспособные подразделения были выведены из города и занимались оборудованием опорных пунктов вокруг Варшавы. Поляки в этом активно помогали – практически вся строительная техника, имеющаяся в столичном регионе, работала над возведением укрепрайонов. И оплачивали их работу варшавские банки. Вторая проблема была связана с опасностью воздушной бомбардировки во время парада.
Когда поздней ночью в пригород Варшавы прибыли бронепоезд и штабной эшелон, я после непродолжительного разговора с Пителиным направился сразу же в радиоузел. Переговоры с различными службами штаба фронта заняли не меньше часа, но я всё-таки выбил обещание помочь армии авиацией. На аэродром дивизии Черных, расположенный в районе Червоного бора, должны были прилететь целых два истребительных полка. Для меня было удивительным, как, в общем-то, легко удалось договориться о немыслимом. Ведь раньше каждый истребитель, а тем более новейших моделей, ценился на вес золота, и даже такой человек, как генерал армии Жуков, с большим трудом нашёл возможность выделить армии всего лишь одну эскадрилью МиГов. Так что, получается, оценили наверху действия 10-й армии. И теперь даже на уровне штаба фронта готовы выделить 10-й армии всё что угодно. Ещё бы, ведь, как я выяснил в процессе разговоров с генералами штаба фронта, активность немцев резко снизилась. Уже не стоял вопрос об окружении Минской группировки, а готовилось крупное контрнаступление, целью которого было взятие Гродно и Барановичей. А если удастся взять Барановичи, то немцы однозначно побегут из Слонима, и Белостокский котёл канет в Лету. Связался я и с генералом Борзиловым. Оперативное положение было очень тяжёлым, к постоянным бомбардировкам добавились и наземные атаки немцев на опорные пункты дивизии в Элке и Ожише. Железная дорога в Восточную Пруссию, где действовали зенитные и блиндобронепоезда, была перерезана. Связи с ними не было, и генерал не знал, продолжается ли обстрел Кёнигсберга из пушки «Дора». Приказа на прекращение артиллерийского обстрела Кёнигсберга и отход группировки он не давал.
Несмотря на плохие известия, которые сообщил мне Борзилов, я вышел из узла связи в целом довольный. Пускай у Борзилова трудно, и немцы жмут, но кому сейчас легко, а генерал человек опытный и в конечном счёте сможет удержать ситуацию под контролем несколько дней. А потом мы проведём парад, и фашисты все свои силы уже бросят на нас. Не потерпят они такой наглости и дерзости от, казалось бы, уже разбитых русских. Вот тогда нам будет тяжело, а ребята Борзилова смогут хоть немного передохнуть. Так что всё нормально – на войне, как на войне. А вот твёрдое обещание в течение суток выделить армии два полка истребителей очень радовало. Это уже было похоже не на войну, а на праздник – на раздачу Дедом Морозом чудесных подарков. Очень мне это обещание командующего фронтом подняло настроение. А ещё то, что пока я ожидал сеансов связи, меня осенило, какими же силами, не ослабляя обороны, провести достойный парад. Даже если прошагают уже сформированные маршевые роты и, допустим, тягачи протащат несколько десятков тяжёлых гаубиц, то несколько минут картинка на киноплёнке будет не намного хуже, чем с парада на Красной площади. Тем более поляки обещали выделить для съёмок лучшую аппаратуру и специалистов, которые имелись в Варшаве.
После этих сеансов связи я начал действовать уже в ключе пришедшей идеи. Временно затормозил пополнение подразделений дивизии Вихрева за счёт маршевых рот. Вместо отправки их на передовую, красноармейцы и командиры начали усиленно заниматься строевой подготовкой. Да так, что до меня доносились слухи, что многие уже мечтают оказаться на переднем крае, чем заниматься этой долбаной шагистикой.
Долбаной шагистикой называл строевую подготовку Шерхан Ему, так же как и рязанцам, пришлось этим усиленно заниматься в отдельном взводе, сформированном из рослых и крепких бойцов-орденоносцев из полка Ломакина. Этому взводу предстояло выполнить самую зрелищную часть парада – пронос склоненных знамен и штандартов фашистов и сваливание их к ногам большого портрета Сталина. Такой портрет сейчас рисовала целая группа лучших художников Варшавы. И ещё одна изюминка намечалась в нашем параде, её предложил мой комиссар Фролов – прогон перед зрителями и кинокамерами пленных фашистов. И не просто проход плененных гитлеровцев, под охраной красноармейцев с винтовками наперевес, а изощрённый ум комиссара придумал, что после этой колонны грязных и оборванных фашистов поедут поливальные машины. Они будут всю грязь и мерзость, капающую с фашистов, смывать в канализационные стоки. Вот какое мы наметили представление – почище, чем гладиаторские бои в Древнем Риме.
И это представление состоялось 22 июля, ровно через месяц после начала войны. Просто мистика какая-то, ведь никто специально не готовил парад к этой дате. Именно к 22 июля полковник Вихрев, командующий парадом, посчитал, что красноармейцы готовы вполне достойно промаршировать по брусчатке Рыночной площади Варшавы. Тянуть дальше опасно, немцы вот-вот начнут широкомасштабный штурм наших опорных пунктов. Кроме этого, к 21 июля была наконец отремонтирована варшавским заводом бронетехника, повреждённая в ходе боёв. И теперь свежевыкрашенные танки и бронеавтомобили можно было продемонстрировать хоть на параде в Москве. После прохода по Рыночной площади войска сразу же направлялись на передовую. А вот командный состав армии, все те, кто стоял рядом со мной на импровизированной трибуне рядом с портретом вождя, отправились на праздничный обед в ресторан. Я на этот знаменательный день снял запрет на потребление алкоголя. И даже сам произнёс тост за нашу победу. А потом, после посещения Варшавской киностудии и просмотра отснятых материалов, были проводы генерала Черных. Именно он должен был лететь в Москву для передачи лично в руки Сталина отснятых материалов. Лететь он должен был на последнем оставшемся у него в дивизии бомбардировщике СБ, оказывается, он и этой техникой мог управлять. А вот «мессером» нет, а бывший пилот бомбардировщика умел и погиб за штурвалом трофейного истребителя.
Вечером я уже был в своём новом командном пункте, который располагался в нескольких километрах от города вблизи железной дороги. Там на редко используемых путях был один участок железной дороги, проходящий через лесной массив. Вот на нём и были замаскированы бронепоезд и штабной эшелон. А невдалеке выкопаны землянки. Долго поблаженствовать в лесу не удалось. Утром немцы начали большое наступление на Варшаву. Пришлось срочно выезжать в восточный НП, как раз напротив позиций моего детища 724-го артполка 7-й ПТАБр. Дрались ребята здорово, немцы, потеряв 27 танков, несколько пришли в себя и успокоились. А потом в действие вступили мощные громкоговорители и начали транслировать репортаж с прошедшего в Варшаве парада. После этого немцы вообще затихли, даже прекратили миномётный обстрел позиций полка. А я смог выехать в следующую горячую точку. И такая нервная жизнь (метание между разными НП) продолжалась четыре дня, а потом на фронте наступило затишье, и я смог перебраться в свою землянку, расположенную в лесном городке.