Под сапогами хлюпало. Кафтан от мелкого моросящего дождя подмок, сделался тяжёлым. В такую непогоду хорошо в избе, на тёплой печке лежать. Саша предвкушал, как сейчас зайдёт в избу, разденется, горячего куриного супчика с лапшой похлебает. Авдотья обещала сегодня курицу купить, а лапшу они вдвоём с Любавой вчера делали. Мука, яйца, масло, немного молока. Тесто раскатали, на полосы порезали. Только не тоненькие, а как на лагман, широкие.
За дождём, да грёзами о лапше не приметил, откуда пацанёнок выбежал лет десяти. По виду оборвыш бездомный. Таких после нашествия татар много развелось. У пацана в руках каравай хлеба, к груди прижимает, как ценность великую. Следом за пацаном мужик бежит, кричит:
– Держи крадуна!
Видимо, где-то с прилавка парнишка хлеб украл, потому как голоден. Паренёк мимо Саши промчался, босыми ногами воду из луж разбрызгивая. Саша даже попыток не делал схватить, задержать. Пацан не ценности украл, не сапоги или шапку меховую. Пока мужик до Саши добежал, пацан уже через дыру в заборе нырнул и был таков. Тяжело дыша, мужик к Саше подступился:
– Ты почто его не схватил?
– Разве я городской стражник? Не моё дело.
– Он хлеб у меня украл.
– Следил бы лучше.
Слово за слово, ругань пошла. Мужик Сашу за грудки схватил. Кто такое потерпит?
– Руки прочь, раззява!
Саша ударил своими руками по рукам мужика.
– Так ты драться? На!
И мужик ударил кулаком Сашу. В последний момент он успел голову отклонить, но кулаком вскользь по левой скуле всё равно попало. Засаднила щека, вскипел Саша сразу. В ответ двоечку провёл – в подбородок, а затем в поддых. Мужик на спину повалился, ударился головой о дубовую плашку затылком и затих. Саша головой покрутил по сторонам – есть ли видаки, что он лишь сдачу дал, не нападал первым? Пуста улица, лишь вдали тётка толстая идёт. Наклонился Саша к мужику, по щеке похлопал, да без толку, не дышит неизвестный. Надо уносить ноги. Саша пошёл ровным шагом. Начни бежать, сразу обратит внимание. Уже полквартала прошёл, как сзади вопль. Обернувшись, увидел, что толстая тётка у трупа стоит.
– Рятуйте! Человека жизни лишили. Вон он, злодей!
И рукой на Сашу показывает. Он в первый переулок свернул, благо перекрёсток в десятке метров. Хоть не надо было туда сворачивать, пришлось к своей избе окольными путями добираться. Вот же досада! Не собирался он никого обижать или убивать, случайно вышло. И мужик хорош, за караваем хлеба побежал, пожалел утраты, а нашёл смерть свою. Настроение испортилось, в избу войдя, повесил кафтан на перекладине сохнуть. Авдотья дома у печи хлопочет.
– Садись, горячей каши поешь, да с пирогом грибным.
Саша ел, а у самого все мысли о происшествии. Так и съел, не почувствовав вкуса.
– Понравилась ли стряпня? – поинтересовалась Авдотья.
А ему и сказать нечего. Похвалил, старались женщины, ждут заслуженной оценки. Авдотья довольна, миску забрала, кружку с сытом поставила. Хорошая из неё хозяйка, додельная.
– Что пригорюнился? Али случилось что? – заметила его состояние знахарка.
– Пустое, пройдёт.
Ближе к вечеру пришла Любава, села кашу кушать.
– Ой, чего я вам скажу! – затараторила она. – Человека убили днём белым, хлебом торговал в лавке, Зосима именем.
Саша так и замер, обратясь в слух. О нём речь.
– Тётка какая-то убивца видела, городской страже обсказала. Кафтан зелёный, только лицо не разглядела. Дождь, да и далеко было.
Фу! Саша дух перевёл. Лица его не видели, никто не преследовал, найти не получится. Но подловато на душе. Беспризорника пожалел, а вышло – пекаря убил. Впрочем – он сам нарывался. Будет хуже, если ещё видак найдётся. Мало ли любопытных, выглянул из-за забора и лицо Саши увидел.
Лучше бы на время исчезнуть из города во избежание неприятностей, эдак на пару месяцев.
– Вот что, девоньки. Работу я нашёл на судне. Уйду завтра на пару месяцев, а то и больше. Изба и запас провизии у вас есть, деньги тоже. Не забывайте только лошадку мою кормить.
– Всё сделаем, как должно, не беспокойся, – заверила Авдотья.
Ну, раз знахарка сказала, исполнит. Саша в подвал слазал, отсыпал серебра. Два-три месяца легко продержится и без работы, да и больше. Денег с запасом взял.
Утром с женщинами попрощался, обнял крепко, поцеловал, да и вышел. Оружие дома оставил, прихватил только боевой нож и обеденный. Оба ножа под кафтаном на поясе, не видны. Сразу на пристань отправился. Вот-вот судоходство прекратится, надо успеть перехватить какой-нибудь кораблик и отплыть. Всё равно куда, Волга велика, и городов по её берегам много. У деревянного причала два корабля стояли – ушкуй и лодья. Оба хорошо гружёны, просели в воду. Лодья побольше размером. Такие называли морскими, поскольку ходили они не только по рекам, но и по Балтике, Сурожскому морю.
– Куда судно идёт? – спросил Саша у гребца.
На лодье мачта есть и парус, но когда ветра нет, вся команда на вёсла садится.
– На Онегу.
– О, мне по пути. Возьмёте ли?
– С кормчим договаривайся, я человек маленький, моё дело за веслом сидеть.
Договорился Саша за четыре медяка до Онеги добраться, причём столоваться с командой. Вскоре судно отошло от причала. Почти сразу распустили парус. Уходил назад город. Разные чувства обуревали Сашу. Здесь осталась собственная изба с женщинами, к которым привык и почти сроднился. Но здесь же княжил с сего года внук Александра Невского, сын Андрея Александровича – Борис. С князем костромским Саша никогда не встречался, не видел даже издали. Полагал – яблочко от яблони недалеко падает, а Андрея по прозвищу Скоросый Саша ненавидел.
Плавание выпало тяжёлым. Часть пути по Волге проходила при встречном течении. Потом Молога, Чагодаща, Тихвинка и Сясь, через волоки. И почти всё плавание непогода – то дождь, то ветер и прохладно. Место Саши на носу судна было, где он не мешал работе команды, судно-то грузовое, обустроенных мест для пассажиров нет. Дали рогожу, которой он укрывался от залетающих брызг, ветра. Когда мёрз, садился за весло, грёб вместе со всеми. На ночёвку приставали к берегу, разводили костёр, варили неизменный кулеш, но спали на лодье. На берегу сыро было.
Вышли в Ладожское озеро, остановились на ночёвку. Сашу не интересовало, что находится в трюме лодьи, куда они направляются. Своей цели он достиг, собирался в Старую Ладогу. Земли эти под новгородским управлением были. Думал переночевать на судне в последний раз, позавтракать, а далее пешком. С низких туч то дождь срывался, то первый в этом году снег. Зябко, рогожа не грела, а одежда легковата. Да то не беда. Доберётся до Ладоги, купит на торгу охабень и шапку, деньги есть.
Поужинали, спать улеглись, Саша долго согреться не мог, холодно. Но кое-как, свернувшись калачиком, угрелся и уснул. Утром команда проснулась, а вокруг бело, тонкий снежный покров, как пеленой, укрыл землю. Саша поднялся, заторопился на берег – размяться, согреться, собрать валежник, чтобы костёр развести. Изо рта пар идёт, по ощущениям – температура с небольшим минусом, градуса два-три. Начал спускаться по сходням с корабля, да за ночь их снежком припорошило, от воды влажно, обледенели доски. Поскользнулся, попытался удержать равновесие руками, а не получилось, полетел в воду. Шлепок, брызги во все стороны. Успел услышать чей-то крик: