– Видимо, дошли до Бога твои молитвы, Фотий. Ранен тяжело в сече с басурманами был, да выжил. За заступничество перед Господом благодарю.
Саша ушёл. Жив Фотий, и икона цела. Теперь бы о женщинах позаботиться, без него пропадут. Вернулся на постоялый двор, в свою комнату прошёл. Раздумывать стал. До Владимира они с Фотием на телеге седмицы за три доберутся. Во Владимире телегу продать можно, конь нужен будет съездить к оставленному им кладу у Авдотьино, что на реке Колокше. Будут деньги, он сможет верхового коня купить. Тогда обратный путь дней десять займёт. Итого – дней сорок его не будет. Дальше стал деньги считать. Да было бы что! Немного медяков и одна серебряная монета. Женщинам на житьё оставить надо и ещё с Фотием по дороге есть. Монах неприхотлив, обойдутся кашей и хлебом, но всё равно скудно получается. Придётся пояса затянуть. В дверь, постучав, Авдотья вошла. Деньги, что на постели лежали, узрела сразу, встревожилась.
– Ты что удумал? Нешто бросить нас хочешь?
– Так ведь надоел небось! – с серьёзным видом ответил Саша.
Он пошутил, а у Авдотьи слёзы на глазах:
– Что ты! И как у тебя язык повернулся!
– Пошутил. Если напугал, прости. Дело у меня, во Владимир съездить надо.
– Семья у тебя там или зазноба?
А сама смотрит тревожно.
– Семьёй не обзавёлся, как и зазнобой. Воин я по жизни, служба опасная. Ты же сама меня пользовала, рану видела. Кому я такой нужен? Бабам подавай мужа степенного, чтобы дома был, денгу приносил. Пусть небольшую, зато без риска.
– Зря ты так. На Любаву посмотри. Всем девка хороша, и возраст под венец в самый раз. А главное – по тебе сохнет, не заметил разве?
Саша смутился. Ничего такого он не замечал. Авдотья вздохнула:
– Слепые вы, парни. Такая девка рядом, а ты как бревно бесчувственное. Я, коли не прогонишь, приживалкой буду. Мамкой называй при Любаве.
Предложение неожиданное. Саша помедлил.
– Ответа пока не дам, обдумать надо. Меня не будет, мыслю, седмицы четыре, даже пять. Денег оставлю рубль серебром. С голоду не помрёте, однако и разносолами побаловаться не получится. Коли запоздаю, просите хозяина в долг пожить. Вернусь – долг отдам. Больше бы дал, да денег нет.
Саша протянул Авдотье серебряную монету. Авдотья приняла монету с поклоном. Да это не она кланяться должна, а он. Авдотья вылечила его, Саша ей за жизнь спасённую обязан. Приключись нагноение или антонов огонь – всё, мучительная смерть ждала. Насколько знахарка искусна в своём ремесле, он не знал, ведь всё познаётся в сравнении. Но судя по результату, вполне на высоте.
Авдотья ушла. Саша на постель улёгся, раздумывать стал. Предложение от Авдотьи более чем неожиданное. Ничего подобного в голову ему не приходило. Был он человеком ответственным, коли спас женщин, бросать их нельзя, пристроить надо. Конечно, ему уже… а сколько же? Дни рождения не отмечал, не принято здесь было. Двадцать три или двадцать четыре уже? Летоисчисление в эти времена вели от сотворения мира, а не от Рождества Христова. Да какая разница, пусть двадцать четыре. Мужчина в таком возрасте женат должен быть, тогда окружение его всерьёз воспринимает. Коли женат, стало быть, муж серьёзный, в состоянии семью обеспечить. А если холост, значит, дефект какой-то есть или хуже того – содомит. Женились или замуж выходили рано. Мужчины в семнадцать-двадцать, девушки в шестнадцать-семнадцать. В двадцать незамужняя девица уже перестарком считалась. Да и жизнь тогда короткая была – то войны, то эпидемии, тяжёлый физический труд. В сорок уже пожилой, в пятьдесят – почти старик. Потому жить торопились. Семьи большие, детей много, а выживало мало, единицы. Старались селиться родами. Иной раз всё село одну фамилию имеет, потому как родом живут. Род защиту даёт, обидели члена рода, весь род заступается. И потому изгнанный за проступок из рода человек – изгой, без роду без племени, потому как его любой обидеть может и ответную не получит.
Была в словах Авдотьи правда, рациональное зерно. Саша уже не парубок, остепениться пора. Всё так, только был момент, о котором он сказать никому не мог, даже давнему знакомцу Фотию. Не этого мира он человек. Славянин, душой за Русь болеет, которой нет ещё, а существуют разрозненные и зачастую воюющие между собой княжества. Но была, была мыслишка подспудная, маленькая мечта, надежда – в своё время вернуться. Там родители, друзья, учебное заведение, родной город, которого в данное время просто не существует. Не зря поговорка есть: где родился, там и пригодился. Получится ли и как это совершить, он не знал, и открыться, даже Фотию, опасался. Но врастать сюда корнями не хотел. Жениться можно, а дети пойдут? Тогда хоть разорвись между желаниями и реальностью. Здесь любимая женщина и ребёнок, вполне – не один, а далеко, через века – родные люди, отец с матерью, которые любят и ждут. Тяжёлый выбор будет, и неизвестно, куда кривая вывезет. Посмотрел он на этот мир, возмужал, из студента-неумехи опытным ратником стал, мир повидал. И была задумка – найти волхва, который поможет советом, а может, и действием, заклинаниями вернуться в своё время. Наивно и смешно, когда со стороны смотришь и самого не коснулось. Он, человек другого времени, где есть электричество, атом, космические корабли, сотовая связь – и волхвы, заклинания.
Мракобесие! А только поверить в чудо, нечто сверхъестественное, любой готов на его месте. Уж если Саша как-то попал в древний мир, то должен быть и выход. Временная петля то была или параллельный мир, в который мало кто верит, но случилось же. И такие мысли в голову лезли, что всю ночь уснуть не мог. Авдотья своими словами разбередила душу, вновь вспыхнула надежда на возврат в свой мир, в привычное время. Первые дни и месяцы о родителях вспоминал часто, тосковал. Как они там? Наверняка оплакивали, считали утонувшим. А он жив, здоров и о них помнит. Жаль, никакого способа подать о себе весточку нет, хоть бы три слова.
Утром проснулся, не выспавшись, с тяжёлой головой. За завтраком был хмур и неразговорчив против обыкновения. Авдотья подумала – сосредоточен перед дальней поездкой, разговорить не пыталась. Саша на Любаву поглядывал, что сидела за столом напротив него. Пригожа, красота естественная. С нынешних девушек макияж смой, так ещё неизвестно, узнаешь ли? Волосы у Любавы густые, длинные. Кожа на лице нежная, чистая, глаза синие. Одним словом – красава. Статью вышла, скромна. В самом деле – отменная кандидатка в жёны.
Любава вроде и не глядела на Сашу, а спросила:
– Что ты на меня так смотришь, как в первый раз увидел?
– Запомнить получше хочу, уезжаю надолго.
– Мне Авдотья сказала. Доброго тебе пути!
Долгие проводы – лишние слёзы. После завтрака Саша кольчугу и саблю в узел положил. Ни к чему внимание привлекать. Обнял женщин да выехал с постоялого двора. Лошадь неспешно шла. Ломовые, тягловые лошади ни галопом, ни рысью не ходили, зато груз на телеге везли исправно, хоть и неспешно. Он до монастыря добрался, Фотия вызвал. Чернец в подряснике был, за спиной знакомый мешок, в котором икона угадывалась. В другой руке узелок.