КГБ и власть - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Бобков cтр.№ 85

Как и почему возникла массовая эмиграция из Советского Союза? Конечно, тому было немало причин. Тяжким грузом давила память о деле «Антифашистского еврейского комитета», «Деле врачей», борьбе с космополитизмом. Сказалось и отношение к еврейским культурным ценностям: к еврейским центрам, возможности изучения еврейских языков и прежде всего иврита. Давайте вспомним, как были закрыты еврейский театр, перестали выходить газеты и сокращено издание литературы на идиш. Нельзя отрицать, что долгие годы существовали ограничения при приеме на работу в такие организации, как МИД, МВД, КГБ, ЦК КПСС. Нельзя сбрасывать со счетов и желание евреев жить на своей исторической родине.

И все-таки главным было не это. Имелись более существенные причины. Первая — разрыв семей в годы Второй мировой войны. Это коснулось тысяч людей, прежде всего выходцев из Латвии, Литвы, Западной Украины, Белоруссии и Молдавии. Огромная масса евреев, бежавших от коричневой чумы гитлеровского фашизма, нашла приют в Советском Союзе, однако едва ли не большее их число оказалось на Западе, а затем в Израиле.

Проблема воссоединения семей встала уже в 1948 году — сразу после создания государства Израиль. Тогда мог быть выработан правильный подход, дававший возможность всем желающим без затруднений получить право на выезд в новое государство или переехать на постоянное жительство в СССР. Это решило бы проблему воссоединения семей, и в то время еще не играла такую важную роль связь многих людей с государственными тайнами, которая в семидесятые годы стала основным препятствием для многих желавших покинуть Советский Союз.

Вторая причина, значительно способствовавшая обострению обстановки, — деятельность западных спецслужб, которые использовали недовольство, порожденное запретами на выезд, и всячески подталкивали евреев к экстремизму.

Не буду сейчас касаться громкой истории, связанной с попыткой захвата самолета на аэродроме в Пулково в 1970 году — для перелета в Израиль. Скажу лишь, что к этому эпизоду имели непосредственное отношение спецслужбы. Проблема тут же переросла в политическую: решение вопроса о выезде евреев в Израиль стало определять отношение к Советскому Союзу, наложило печать на развитие международных связей, позволило диктовать условия торговых договоров. Особенно активно использовали это обстоятельство Соединенные Штаты Америки. Они воспользовались им, превратив в орудие диктата и обострения «холодной войны».

Непросто было найти выход из такой сложной ситуации. С одной стороны, мы испытывали давление тех, кто добивался выезда, и заинтересованных западных правительственных кругов, которые не останавливались перед прямым шантажом: либо вы разрешаете выезд евреев, либо мы лишим вас режима наибольшего благоприятствования в торговле. С другой стороны, приходилось считаться с необходимостью охранять государственные тайны. Последний аргумент часто использовали те, кто искал возможность уйти от ответственности и, не желая считаться с реальностями жизни, действовал по принципу: имея власть, подавить можно все. На этой почве не раз приходилось спорить и даже конфликтовать с моими коллегами, в чьи функции как раз входила охрана государственных секретов. В те годы выезд из страны вообще был непростой проблемой. Немедленно возникли вопросы у представителей других национальностей: «Почему евреям можно, а нам нельзя?».

Вот тогда-то и пришлось 5-му Управлению взять на себя решение этих проблем, благо мы нашли надежного союзника в лице заместителя министра внутренних дел СССР В. Т. Шумилина, ведавшего службой, которая занималась визами.

Конечно, основную роль тут сыграла позиция Ю. В. Андропова, который поддержал нас и решительно высказался за воссоединение семей, хотя сделать ему это было очень нелегко — многие его коллеги по Политбюро придерживались иной точки зрения, к тому же обстановка еще и подогревалась информацией, шедшей изнутри КГБ. Очень болезненно относился к таким проблемам Г. К. Цинев, ведавший военной контрразведкой и охраной военных секретов.

Мне известно, что в Политбюро Против Андропова со своими возражениями выступил К. У. Черненко — явно под давлением все тех же «охранителей государственных секретов». А уж кто более зорко, чем Андропов, следил за тем, чтобы не было утечки информации из нашей страны! И тем не менее нам в глаза говорили, что мы утратили ответственность за судьбу государства.

Особенно поразил такой случай. Будучи в Киеве в 1974 году, я встретился с Первым секретарем ЦК компартии Украины В. В. Щербицким, которого очень уважал. Он отличался здравым подходом к решению вопросов, глубоким знанием рассматриваемых проблем и личной порядочностью. Наша первая встреча навсегда запечатлелась в памяти — подтвердились все мои первые впечатления об этом человеке. В числе прочих мы обсуждали вопрос о выезде евреев. Владимир Васильевич спросил меня:

— Почему вы препятствуете выезду?

Я с удивлением ответил, что у меня об этом совсем иное представление: именно здесь, на Украине, главным образом и чинятся препятствия.

После беседы мне стала абсолютно ясна точка зрения Первого секретаря ЦК компартии Украины. Однако в его аппарате придерживались иного мнения. Там считали, что, открывая дорогу для выезда евреев, мы тем самым открываем для нашего противника источники закрытой информации. Чиновники всячески препятствовали разумному решению. За долгие годы не раз убеждался в том, что очень многое зависит от среднего звена, от так называемого аппарата — и в центре, и в республиках. Чиновники разного ранга саботировали любое неугодное им решение и зачастую протаскивали прямо противоположное.

Так случилось и в тот раз. Вскоре после разговора со Щербицким Комитет госбезопасности Украины прислал в Москву записку с предложением резко ограничить выезд из СССР лиц еврейской национальности. Не буду высказываться на сей счет. Председатель КГБ Украины В. В. Федорчук, присутствовавший на беседе со Щербицким, явно следовал советам из Москвы, исходившим от ревностных хранителей военных тайн и мало считавшихся с нараставшими внутренними межнациональными конфликтами. А этим как раз и пользовались силы, добивающиеся дестабилизации политической обстановки в СССР.

К концу 1969 года нам удалось добиться разрешения на выезд нескольких тысяч семей. Вопрос сдвинулся с мертвой точки, и в конечном счете к 1974 году проблема воссоединения семей была решена.

Однако здесь нас ожидал подводный камень, который не был для нас неожиданностью, зато явился таковым для общества. Эмигрировавшие из СССР уезжали в разные страны, прежде всего в США, и значительно реже — в Израиль. Желание наших граждан покинуть страну активно поддерживалось американскими спецслужбами, которые хотели использовать эмиграцию из СССР как одно из средств нарушения стабильности.

Можно подумать, что мы допустили просчет. Ничего подобного. Необходимо было продолжать свою линию и не поддаваться давлению, которое щло прежде всего из США и касалось лиц, действительно посвященных в государственные тайны, — ученых, которые были в курсе новейших научных разработок и передовой технологии.

и все-таки мы не устояли перед мощным давлением со всех сторон, стали уступать то личным просьбам конгрессменов, то ходатайствам заезжих именитых гостей. А тут еще американский сенат принял поправку Джексона — Вэника, лишавшую нас режима наибольшего благоприятствования в торговле, и мы пошли на очередные уступки. Было особенно обидно, когда, изучив материалы и установив, что ученый действительно обладает серьезной закрытой информацией, убедительно доказывали это, а его выпускают по высочайшему повелению. Причем подобную беспринципность проявляли именно те люди, которые упрекали нас в несоблюдении государственной тайны. Иной раз становилось просто неловко, процесс согласования превращался в откровенный торг: едет сионистский лидер Бронфман в СССР — надо выпустить две-три еврейские семьи, едет академик Арбатов в США — надо выпустить еще кого-то. Все это порождало недоверие к КГБ, ставились под сомнение сами принципы охраны секретов. А вместе с тем это давало возможность проявлять субъективизм на разных уровнях.