— Я была там один раз.
— И в салон «Хендая» не заглядывали?
— Я даже не знала, что у Жени есть машина.
— А разве я сказал, что «Хендай» принадлежал Бахметьеву? Соберитесь, Анна Дмитриевна, зачем же палиться на мелочах?
— Сначала не знала.
— Не знали или не хотели знать, на чем он перевозит жертвы? А вот насчет одного раза я вам верю. Большего и не нужно было — после того, как вы лихо все придумали.
— В этом и заключалась придумка.
— Ткань.
— Ткань, да. Красные маки на зелени. Поначалу Коля Равлюк утверждал, что зеленое платье с алыми маками носила его мама. Что это — его первое воспоминание. Но я тоже помню красные маки на зелени. Маки на сарафане, который сшили моей сестре. Валя очень его любила. Он был на ней в тот последний ее день. Я изучала дело, когда получила возможность запрашивать архивные документы, видела снимки. Да и Яне удалось вытащить из Коли некоторые подробности в конце концов.
— И то, что он был похоронен заживо вместе с вашей сестрой?
— Черт. Мы догадывались о чем-то подобном, да.
— Мальчик оказался ненужным свидетелем, чем подписал себе смертный приговор. Правда, руки у Михаила Леонидовича оказались слабыми. Мальчишку только придушили. Придушили и прикопали. А он сумел выбраться. Такой вот живучий пацан. Сережа Висько, если вас интересует его настоящее имя.
— Меня не интересует его настоящее имя.
— А Коля Равлюк? Я откопал одного Колю Равлюка, специально, чтобы вас порадовать. В 2004 году, на Пхукете, некто Николай Равлюк был опознан, как жертва цунами. Равно как и Ия Бахметьева. Они жили в одной гостинице. Вы даже знаете ее название. Производное от «Сартарошхона». Парикмахерская на Востоке.
— Любовь к анаграммам. Да. Все верно.
— Но жертвы были настоящие. Они умерли по-настоящему, я имею в виду. Николай Равлюк и Ия Бахметьева. В списках погибших я нашел еще одну фамилию — Рахимов. Вы тоже ее знаете. Академик Рахимов наводил справки о деле мальчика, пропавшего в конце восьмидесятых в Ленинградской области. На этот счет имеется несколько запросов. Думаю, Ие Бахметьевой в какой-то момент стало невмоготу справляться со своей страшной тайной. А может, это была личная инициатива академика. Истину теперь не установишь. Все умерли, включая настоящую мать Сережи Висько. Видимо, умерла она от горя, как и ваша. А настоящий отец женат третьим браком, живет в Краснодарском крае. Имеет ли смысл сообщить ему о случившемся? Как считаете?
— Не знаю.
— Но знали, где добыть ткань. Три девушки погибли в результате вашего с Вайнрух психологического расследования. Что пошло не так, Анна Дмитриевна?
— Я говорила. Экспериментальная методика дала сбой. И ничего уже нельзя было исправить. Оставалось сделать все возможное, чтобы попасть к вам. И наблюдать за Женей.
— И заодно приглядеться к красным макам на зеленом поле. Нашли эту ткань в квартире у Бахметьева?
— Это не составило труда. Отрезать от нее небольшой кусок — тоже.
— Ткань была куплена в специализированном магазине на улице Комсомола. Два погонных метра. Думаете, он бы всю использовал?
— Нет. Нет, нет.
— Вы бы остановили его, верю. После того, как ваше чувство мести было бы удовлетворено. Когда тебя сжирает чувство мести, о побочных эффектах — в виде человеческих жертв — не думаешь. Не до них как-то, да?
— Что вы можете знать об этом, Ковешников? Женя Бахметьев нравился мне. Он был отличным парнем.
— Это не оправдывает его. Я имею в виду девушек. Я имею в виду Яну. И только вы счастливо избежали смерти, не так ли?
— Я была ближе к Жене, чем к Коле Равлюку. Намного, намного ближе. Вот и спаслась.
— Ну, раз спаслись, тогда объясните мне, почему он убивал женщин? А не мужчин, которые принесли ему столько зла?
— Жертвы в таких ситуациях выбираются нелинейно. Не зеркально, понимаете. Запускается всего лишь механизм насилия, а уж каким оно будет — убийца определяет сам. Все женщины, так или иначе, прямо или опосредованно, были связаны с Яной. И возможно, она сама, так или иначе, прямо или опосредованно, указывала на них.
— Даже?
— Экспериментальная методика, я говорила. В какой-то момент Яна стала обладать абсолютной властью над Колей Равлюком. Так ей казалось. Так казалось мне.
— А как вам кажется, на сколько статей уголовного кодекса все эти ваши откровения потянут?
— Мне все равно.
— С другой стороны, вы спасли девочку. И вы правильно сделали, что позвонили тогда мне.
— Лучше бы я спасла Яну. И Женю Бахметьева.
— Чтобы его упекли в психушку на веки вечные? То, что его ликвидировали в ходе операции, — самый правильный исход для капитана Бахметьева, поверьте.
— Все зря, все. И этот подонок Шувалов ни в чем не раскается. Никогда. Мои слова — против его слов. Против его денег и влияния. Я не должна так говорить. Так думать. Но лучше бы девочка умерла. А он бы жил вечно. И корчился от боли — каждую минуту.
— Наша беседа записывается, Анна Дмитриевна.
— Плевать.
— Если вас утешит, один из тогдашних насильников написал явку с повинной.
— Неужели эта сволочь Рамиль Алимжанович?
— Нет. Всего лишь скромный шофер. Дядя Рауд. Иногда инфаркты не проходят даром. Начинаешь думать о душе… Но за давностью лет…
— Идите к черту, Ковешников.
— Вы мне тоже очень нравитесь, Анн Дмитьнааа… Как думаете, кто круче — зимородок или манакин?..
КОНЕЦ АУДИОЗАПИСИ