Он кивнул.
— Зачем?
Это был опасный вопрос и на него существовал только один ответ, и этот очевидный ответ пугал её, и всё же ей очень хотелось, чтобы он сказал: я без тебя не могу, я должен быть рядом, я всё понял и осознал!..
— Ты знаешь, — произнес Хабаров задумчиво, откинулся на спинку дивана и вытянул ноги, — со всех сторон получается какая-то глупость. Я тебя люблю, ты меня тоже любишь, но есть искусственное препятствие, как в плохом кино! Только в плохом кино препятствием обычно бывают злодеи, а у нас нет никаких злодеев, но мы не можем договориться. Я решил с тобой договориться.
Это было несколько не то, чего ожидала Джахан.
— О чём?
— Я не могу тебе обещать, что со мной никогда и ничего не случится. И с тобой тоже!.. И ни при чём тут наша работа, — с досадой произнес он, поняв, что она собралась возражать. — Нет никаких гарантий, вот что я хочу сказать. Вообще никаких. Самолёт может упасть. Поезд сойти с рельсов. Машина разбиться. Я могу угореть в бане, а ты подавиться бананом!..
Джахан слушала очень внимательно и не сводила с него глаз.
— Это какая-то неправильная теория, — продолжал Хабаров. — Мы боимся друг за друга, поэтому нам лучше вовсе не видеться!.. Я правда так больше не хочу. У меня одна жизнь. А у тебя?
— Я точно не знаю, — подумав, ответила Джахан.
— Ну, хорошо, точно мы не знаем. Но может, попробуем… пожить? Или сразу сдадимся на милость будущим бедам?..
Она молчала и смотрела на него.
— В любом случае всё кончится плохо, — продолжал Хабаров. — Мы умрём, и все умрут, и собаки сдохнут, и деревья засохнут. Ничего хорошего не будет.
— Ты так считаешь?
— Я считаю, что на всё это нужно наплевать, — сказал Хабаров решительно, — и попробовать пожить. Пока есть время. Пока никто не умер — неважно как, от работы или от несчастного случая!.. Зачем мы теряем время?.. Мы с тобой потеряли его очень много. Зачем?..
Джахан подумала, отдала ему пиалу и подтянула колени к груди.
— Ты же боец, — сказал Хабаров, подбадривая её. — Ты всегда всё доводишь до конца. И вдруг струсила.
— А работа? — спросила Джахан глупым голосом. — Как мы будем вместе работать?
— Мы и работали вместе, и спали вместе, и у нас получалось. Ну, что нам делать, если у нас такая жизнь?! Мы же не можем придумать себе другую!..
— Не можем, — согласилась она.
— Тогда давай поживём этой. Смотри, я буду служить в Горноалтайске, а ты здесь лечить людей. Это же рядом, подумаешь, семьдесят километров! Я стану уезжать на дежурство, а ты будешь меня ждать. Ты меня научишь здесь жить, я же не умею. Ты мне всё покажешь.
Он аккуратно пристроил пиалу на валик дивана, подвинулся и обнял её за плечи. Джахан задумчиво пристроилась к нему.
— Мы огород разведём. Ты разводишь огород?
Она покачала головой.
— Ну и ладно. Значит, я без тебя разведу. Теплицу построим. Я в Оксфорде видел розы, целые лужайки роз в человеческий рост высотой. Мне с тех пор хочется вырастить такие же. И огурцы. У вас тут небось огурцы не растут.
— Год на год не приходится.
— А у меня вырастут. И ты меня познакомишь со всеми своими, кто тут у тебя есть.
— У меня есть конь Орлик.
— Вот, и с Орликом познакомишь!.. Я в седле держусь так себе, плоховато.
— Придётся научиться, — сказала Джахан. — Тут в горы только верхом. А если зимой, то на лыжах. Но на лыжах далеко не уйдёшь.
Хабаров прижал её покрепче.
— Алтайцы считают, что я шаманка, — продолжала Джахан. — Я даже немного говорю по-алтайски.
— Ты и есть шаманка, — согласился Хабаров. — А я буду тебе помогать. Не мешать, а помогать! — добавил он энергично. — Вот увидишь, так будет интересней. И проще. А если тебе здесь надоест, на базе в Горноалтайске есть общежитие для семейных. Я буду брать тебя туда.
Джахан засмеялась.
— В общежитие? — уточнила она. — На военной базе?
— А что тебе не нравится?
— Ты такой чудной мужик, — протянула она. — Тебя послушать, всё так просто!
— Ну, сложно у нас уже было.
…Это точно, подумала она. Было сложно и страшно, и каких только клятв и обещаний она себе не давала — больше никогда, ни за что, ни с кем, и тем более с ним!.. Может, имеет смысл попробовать?.. Сделать так, как он предлагает? Наверняка общежитие в Горноалтайске не самое страшное место во Вселенной, особенно если они будут там вдвоём. Удивительно, но вдвоём на самом деле совсем не страшно. И некогда мучиться и страдать — потому что нужно быть вдвоём, а это требует времени и усилий.
— Что ты молчишь?
Джахан положила голову ему на плечо, раскопала под свитером и футболкой голое хабаровское тело и погладила. Он сверху перехватил её руку и прижал.
— Я сейчас буду печь лепёшки, — сказала она. — Тесто и так перестояло. И мы будем есть их с красной икрой. Помнишь, ты угощал меня магаданской рыбой? А я угощу тебя петропавловской икрой, мне недавно прислали. И ты будешь рассказывать мне, как ты без меня жил.
— Летом?
Она высвободила руку и ещё немного погладила его под свитером.
— Летом и вообще, — сказала она. — Тогда.
— А-а.
— Твои вещи в общежитии в Горноалтайске?
— Там вещей кот наплакал.
— Сколько ни наплакал, а нужно сюда привезти. А машина?
— Машина у тебя под забором.
— Загонишь во двор? Чтоб она людям глаза не мозолила. Хотя какая теперь разница!..
— Никакой, — согласился Хабаров, обнял её, подтащил к себе, посадил на колени и поцеловал как следует.
Она сразу ответила пылко, горячо и с удовольствием задвигалась, и тут что-то упало, дзинькнуло о лиственничный пол.
Они оторвались друг от друга и посмотрели.
Пиала, которую Хабаров пристроил на диванный валик, упала и разбилась.
— На счастье, — сказал Алексей Ильич серьёзно.
Чтения проводились во второй раз, и среди прочих знаменитых имён была заявлена Даша Жу, которая должна была прочесть стихотворения Бродского, иллюстрируя их собственными произведениями.
Несмотря на недолгую историю, чтения имели шумный успех. В кулуарах поговаривали, что не иначе как руку к организации приложили большие и умные дяди из администрации президента, которые таким образом собирали мнения либерально настроенной молодёжи. И не только!.. Молодёжь, получив площадку, высказывалась свободно, без оглядки на проклятую цензуру, а взрослые дяди брали на карандаш самых смелых и решительных — кто-то говорил, для перевербовки, а кто-то, шёпотом, что для тайной слежки за несогласными. Это попахивало опасностью и придавало всему особый вкус.