– Замечательный, может, чуть крепкий для меня. Я пила чай около двух ночи и точно – взбодрилась.
– Вот как? Вы еще не привыкли к разнице во времени?
Она покачала головой и рассказала про Питера Марлоу.
– О! Какое несчастье! – Он ткнул клавишу интеркома. – Клаудиа, позвоните в родильный дом Натан и выясните, как там миссис Марлоу. И пошлите цветы. Спасибо.
Кейси нахмурилась:
– Откуда вы знаете, что она именно в Натан?
– Доктор Тули всегда направляет туда своих пациенток. – Он пристально наблюдал за ней, пораженный доброжелательным выражением ее лица. И это притом, что «Пар-Кон» явно пытается саботировать сделку. «Если она не спала почти всю ночь, тогда понятно, откуда тени, – думал он. – Ну, тени не тени, а берегитесь, юная леди, сделку мы заключили». – Еще чашку? – заботливо спросил он.
– Нет, спасибо, этого довольно.
– Рекомендую булочки. Мы едим их вот так: намазываем сверху большую порцию девонширских сливок с комочками, в середину добавляем чайную ложку домашнего клубничного джема, и… фокус-покус! Прошу!
Она нехотя взяла булочку. Булочка была маленькая, всего на один укус. Она тут же исчезла.
– Фантастика, – охнула она, стирая с губ остатки сливок. – Но сколько калорий! Нет, на самом деле, не надо больше, спасибо. Как приехала сюда, только и делаю, что ем.
– Но это никак не сказывается.
– Скажется. – И Кейси улыбнулась в ответ. Она сидела в глубоком кресле с высокой спинкой, а между ними стоял чайный столик. Американка переложила ногу на ногу, и Данросс еще раз убедился, что Гэваллан подметил верно: ее ахиллесова пята – нетерпение. – Так можно я начну? – спросила она.
– Вы уверены, что больше не хотите чаю? – Он нарочно старался вывести ее из равновесия.
– Нет, спасибо.
– Тогда с чаем покончено. Что там у вас затевается?
Кейси глубоко вздохнула.
– Создается впечатление, что «Струанз» в очень тяжелом положении и скоро может разориться.
– Пожалуйста, об этом не переживайте. На самом деле у «Струанз» все замечательно.
– Может, вы и правы, тайбань, но нам так не кажется. Или людям посторонним. Я проверяла. Почти все, похоже, считают, что Горнт и – или – «Виктория» доведут этот рейд до конца. Все почти единогласно держат большой палец вниз. Теперь наша сделка…
– У нас договоренность до вторника. Мы согласились на этом. – Его голос зазвучал резче. – Надо ли понимать, что вы хотите отказаться от соглашения или изменить его?
– Нет. Но при теперешней ситуации было бы сумасшествием продолжать в том же духе. Поэтому у нас альтернатива: мы должны или выбирать «Ротвелл-Горнт», или помочь вам – предпринять какую-то спасательную операцию.
– Вот как?
– Да. У меня есть план, план, в котором мы заинтересованы. Возможно, он поможет вам выкрутиться и заработать для нас всех целое состояние. О’кей? На долговременную перспективу вы для нас лучший выбор.
– Благодарю вас. – Он не верил ей и был весь внимание, прекрасно понимая, что любая предложенная ею уступка будет непомерно дорогой.
– Попробуйте вот что. Наши банкиры – Первый центральный банк Нью-Йорка, их здесь ненавидят. Им безудержно хочется вернуться в Гонконг, однако новой лицензии им больше не получить, верно?
При этом повороте интерес Данросса возрос.
– И что?
– А вот что. Не так давно они купили небольшой иностранный банк с филиалами в Токио, Сингапуре, Бангкоке и Гонконге – «Ройял Белджэм энд Фар Ист бэнк». Банк крошечный, ничего собой не представляет, и за все они заплатили три миллиона. В Первом центральном попросили, если наша сделка состоится, проводить деньги через «Ройял Белджэм». Вчера вечером я познакомилась с Дэйвом Мэртагом, управляющим этим банком, так он весь изнылся: дела идут плохо, их выдавливает отовсюду здешний истеблишмент, и, хотя за ними стоят огромные долларовые ресурсы Первого центрального, почти никто не хочет открывать счета и делать вклады в гонконгских долларах, которые им нужны для займов. Вы знаете про этот банк?
– Да, – подтвердил он, не понимая, к чему она ведет. – Но я понятия не имел, что за ними стоит Первый центральный. Не думаю, что многие об этом знают. Когда его выкупили?
– Пару месяцев назад. Так вот: что, если «Ройял Белджэм» проавансирует вам в понедельник сто двадцать процентов покупной цены двух судов «Тода»?
Данросс уставился на нее открыв рот: она застала его врасплох.
– А что будет гарантией?
– Суда.
– Невозможно! На это не пойдет ни один банк!
– Сто процентов для «Тода», а двадцать процентов для покрытия всех фиксированных издержек, страховки и первых месяцев эксплуатации.
– При отсутствии движения наличности и без определенного фрахтователя? – недоверчиво спросил он.
– А разве нельзя зафрахтовать их через шестьдесят дней, чтобы появилась наличность, с которой вы могли бы соблюсти сносный график выплат?
– Легко.
«Господи боже, если я смогу сразу заплатить „Тода“, появится возможность задействовать мою схему по обратной аренде с первыми двумя судами и не нужно будет ждать». Он ухватился за эту надежду, прикидывая, сколько это будет стоить, сколько это будет стоить на самом деле.
– Это предположение или они действительно так сделают?
– Могут и сделать.
– В обмен на что?
– В обмен на вклад пятидесяти процентов всей иностранной валюты «Струанз» на пять лет; на обещание, что вы будете хранить у них свои вклады наличными в среднем на сумму от пяти до семи миллионов гонконгских долларов – это от одного до полутора миллионов американских; что в течение пяти лет этот банк будет для вас вторым по значению банком в Гонконге, а Первый центральный – вашим первым американским банком по займам вне Гонконга. Что скажете?
Ему пришлось призвать все, чему его учили, чтобы не заорать от радости.
– Это твердое предложение?
– Думаю, да, тайбань. Я в этом не сильно разбираюсь – никогда судами не занималась, но сто двадцать процентов – просто фантастика, остальные условия – тоже о’кей. Не знаю, насколько мне стоит ввязываться в переговоры относительно условий, но я сказала ему, что все должно быть по-честному, или ему не видать успеха даже на первом этапе.
Внутри у Данросса все похолодело.
– У директора местного филиала вряд ли есть полномочия делать такие предложения.
– Мэртаг тоже это отмечал, но, по его словам, у нас впереди выходные, и, если вы соглашаетесь на эту схему, он садится на телефон.
Данросс в замешательстве откинулся на спинку кресла. Отставив в сторону три самых важных вопроса, он предложил: