– И тебе ничего не удалось выяснить?
– Пока нет. Поэтому меня хотят послать еще дальше, в Аравию. – Натаниэль улыбнулся, говоря это, и Мод уставилась на него в изумлении:
– Но именно туда я планировала отправиться в следующий раз!
Повисла долгая пауза, во время которой взвешивались возможные последствия этого не высказанного до конца предложения.
– Нам будет сложно путешествовать вместе, учитывая, что я отправлюсь в путь по служебным делам и мне придется докладывать буквально обо всем, – произнес наконец Натаниэль.
– Но это не так уж и невозможно, – заметила Мод.
Она постаралась, чтобы голос звучал ровно, но ей трудно было скрыть нарастающее волнение. Хотелось вскочить и обнять Натана. Хотелось встряхнуть его и заставить пообещать, что они снова отправятся в путешествие вместе, впервые после Египта, после того, как они решили взобраться на одну и ту же скалу, после того, как они в благоговейном молчании смотрели на один и тот же восход. – Я думала о том, чтобы начать экспедицию на западе, возможно в Джидде
[121], и отправиться на юг по Ладанному пути
[122], чтобы посмотреть, не смогу ли я найти какие-нибудь Сабейские руины
[123] на пути в Мариб
[124]. Там нас ждет множество открытий. Мне нужно будет заручиться расположением одной важной местной шишки, а также нанять местных слуг и проводников… Поездка в Аравию окажется слишком далекой для моего дорогого Гаруна. Хотя, пожалуй, и нет. Он всегда говорил, что готов служить мне везде…
– Ну а мне придется ждать, чтобы выяснить, где и когда я смогу начать путешествие, – произнес Натаниэль несколько натянутым тоном. – Все обстоит по-другому, когда приходится зарабатывать себе на пропитание. – Почувствовав укор, Мод на некоторое время замолчала. Когда-то много лет назад она сказала Натаниэлю, что возьмет на себя его расходы, если тот согласится сопровождать ее в путешествиях. Она помнила резкий отказ и то, как побелели его губы. Тогда Натаниэль заявил, что не входит в число ее слуг и больше не нуждается в поддержке семьи Викери. Так что она проявила осторожность и не сделала повторного предложения. Она знала, что сможет оплатить его издержки без тени превосходства или притязаний на право собственности. В конце концов, она не сделала ничего, чтобы заработать или заслужить эти деньги. Но ей казалось, что Натаниэль ни за что не согласится быть на содержании, в этом и крылось главное препятствие. Он сделал длинный глоток шампанского, улыбнулся и подтолкнул ее локтем. – Не смотри так мрачно, Мод. Ты там побываешь, и я когда-нибудь тоже, – сказал он.
– Да. Но давай попробуем отправиться туда вместе, ладно? Просто имей это в виду. Держи меня в курсе твоих планов, когда они станут более определенными.
– Я думал, ты любишь странствовать в одиночку? Этакий пионер-первопроходец, которому не нужна ничья компания, даже собственного горячо любимого отца?
– Я не хочу путешествовать ни с кем, кроме тебя, – сказала она, прежде чем успела прикусить язык, и снова покраснела.
Натаниэль улыбнулся:
– Дорогая Мод, мы еще поездим вместе. Просто наша дорога не будет слишком прямой. – На мгновение он посмотрел вдаль. – Как ты? Я имею в виду, после смерти Антуанетты?
– О, нормально. Насколько это возможно в данных обстоятельствах, – проговорила девушка, смущенная этим вопросом. Мод давно пришла к выводу, что преобладающим чувством матери к ней было полное безразличие. – Во всяком случае, я не скучаю по ее письмам два раза в месяц с проклятиями и призывами вернуться в Англию и выйти замуж. Как будто это единственный способ устроить жизнь.
– Значит, ты по-прежнему не хочешь этого делать? Выходить замуж, я имею в виду. Никогда?
Мод сделала глоток шампанского, чтобы выиграть время, потому что ее сердце затрепетало, как бьющаяся в панике птица, едва слово замуж слетело с его губ. На какой-то драгоценный, прекрасный миг ей показалось, что он прощупывает ее намерения, имея в виду когда-нибудь в будущем сделать предложение. В горле у Мод стало так сухо, что шампанское обожгло его и она закашлялась. Девушка не посмела взглянуть на стоящего перед ней Натаниэля и вместо этого посмотрела на ободок бокала, а потом сняла с него воображаемую пылинку. Мод знала, чего ей хочется больше всего на свете. Ей хотелось принадлежать ему. Хотелось, чтобы у них родились дети, хотя она прекрасно понимала, какие ограничения наложит на нее семейная жизнь. Если бы он женился, ее часть состояния Викери перешла бы к нему, и все его финансовые затруднения остались бы в прошлом. Ей хотелось, чтобы он подумал и об этом, если не существовало иного способа повести его к алтарю.
– О, я не знаю, – проговорила Мод, и, к изумлению притворщицы, голос прозвучал спокойно, как будто она сказала это невзначай. – Я не слишком задумываюсь об этом. Пожалуй, мне трудно представить себе, какой человек захотел бы взять меня в жены.
– Глупости. Любой почел бы это за честь, – возразил Натаниэль. – Ты смелая, умная, верная и всегда честна. – Он хмуро посмотрел на свой бокал, и Мод обратила внимание, что Натаниэль не назвал ее красивой.
– Ты очень добр, – произнесла она, – однако я сомневаюсь, что многие мужчины сочтут ум или смелость добродетелями, желательными для жены.
– Ну а ты их одурачь, – предложил Натаниэль.
Мод снова отвела взгляд, чтобы скрыть смущение.
Непрошеные слова старая дева пришли ей на ум. Это был кошмар ее матери, хотя Мод исполнилось лишь двадцать три года, когда та умерла. Возможно, Антуанетта интуитивно почуяла правду: если ее дочь не заполучит Натаниэля Эллиота, она не захочет никого другого. Мод представила себе старость. Она станет старой девой, тетушкой, которую покорно и неохотно будут посещать племянницы и племянники. Представила себе пустой дом и тиканье часов, от которого не сможет избавиться. Но лучше это, решила она, чем оказаться в ловушке в доме у нелюбимого мужа, в обычном браке, в оковах респектабельности. Лучше жить, путешествуя в одиночестве, чем жить, не путешествуя вообще. Но лучше всего путешествовать с Натаниэлем. В тот вечер, в далекой от дома гостиной, она позволила себе надеяться. Ведь он проделал долгий путь, чтобы ее увидеть. Сердце заколотилось так сильно, что казалось, она могла его слышать. Мод подняла глаза на Натаниэля и улыбнулась.