И вдруг в голову полковника пришла гениальная, как ему показалось, мысль!
– А не зря я его оставил в живых…
Через минуту он уже ехал в Петропавловку. Там в каменном мешке сидел человек, которому по приказу цесаревича Николая Александровича когда-то сохранили жизнь. Но Власов на всякий случай не стал ни отпускать, ни убивать Воронцова, просто разыграл повешение и оставил гнить в каменном мешке. Цесаревич не сказал, что Воронцова надо отпустить, просто приказал сохранить жизнь.
Иногда Власов интересовался, жив ли преступник, но в последнее время было не до этого дурака. Жив ли? Может, сошел с ума? В том мешке редко выживали и еще реже оставались в здравом уме.
К его изумлению, охрана доложила, что заключенный поет песни.
– Что делает?! С ума сошел?
– Не, разговаривает как нормальный, а песни поет полковые, чтобы не разучиться говорить. Занятный он.
– Вы с ним беседуете?! – возмутился Власов.
– Не, только слушаем, он сам с собой разговаривает, но как нормальный, – настаивали охранники.
– Ладно, вытащите мне его, сам посмотрю.
Люк наверху открылся, но сверху бросили не кусок хлеба или свечку, а толстую веревку.
– Эй, сам взобраться сможешь?
– Куда? – изумился Воронцов.
– Наверх, не вниз же! – расхохотался охранник. – Вниз ты в толчок не пролезешь.
Власов не заставил себя уговаривать, что бы ни означал такой поворот событий, все лучше, чем сидеть, не ведая будущего.
Поднялся он с трудом. Тот же голос посоветовал:
– Глаза прикрой, чтобы не ослепнуть.
Дельный совет, после крошечной свечи даже тусклый свет одинокой лампочки под потолком показался ослепляющим. А спертый воздух верхней камеры после вони канализации – благоуханным.
– Ну и оброс ты! А воняешь…
– А ты посиди там внизу, не так пахнуть будешь, – беззлобно огрызнулся Воронцов. В ответ получил чувствительный толчок в бок:
– Поговори мне! Мы вовсе с тобой беседовать не должны… были… – Чуть помолчал, пока Воронцов мотал большой башкой, привыкая к пусть не совсем нормальному миру, попросил: – Слышь, ты никому не говори, что мы с тобой беседы вели, не то нам крышка…
– Не скажу…
Власов крепости организма и психики Воронцова удивился, приказал его отмыть, побрить, постричь и переодеть.
– В тюремное прикажете? – уточнил охранник.
– Дурак, в гражданскую одежду. Чтоб не очень новое, но не мало было. На этакого трудно найти.
Немного погодя Воронцов уже парился в бане, блаженствуя от горячей воды и соскабливая с кожи пласты грязи.
А потом его куда-то повезли в наручниках и повязке на глазах.
Перед этим полковник Власов побывал у доктора Фишеля. Побродил по его странным комнатам, о чем-то поговорил с китаянкой и позвал самого Фишеля в кабинет.
Расположился в кресле за столом, сбросив на пол мешавший череп-подставку под карандаши, жестом показал хозяину, чтобы тот садился на стул напротив. Фишель покорно подчинился.
Чуть помолчав, полковник задумчиво поинтересовался:
– Вы говорили, что можете навязать свою волю человеку, используя свои приборы…
Фишель почувствовал, что это его звездный час. Власов запретил ему заниматься другой клиентурой, кроме Елизаветы Федоровны, а с ней часто спиритические сеансы проводить не будешь.
– Да! Если человека ввести в транс, максимально воздействуя на его психику…
Дальше последовала масса заумных терминов, разбирайся Власов в психиатрии хоть чуть-чуть, он понял бы, что все это пустая болтовня и набор фраз, но полковник отмахнулся.
– Перестаньте. Вам привезут человека очень сильного и опасного. Вы должны ввести его в тот самый транс, чтобы я мог продиктовать свою волю, а он – выполнить.
Честно говоря, данная характеристика будущему пациенту доктора несколько обеспокоила, даже испугала, но он подумал, что полковник приставит дополнительную охрану, если уж человек опасен.
– Что вы будете с ним делать?
Фишель сказал первое, что пришло в голову – нужно поместить подопытного в большой аквариум и заставить долго пробыть без воздуха! Это сильно влияет на мозг, делая человека податливым.
Некоторое время Власов смотрел на лжедоктора с сомнением, потом хмыкнул:
– Ладно, помещайте. Но учтите, он уже перенес многое, а силу и разум не потерял.
– Мы воздействуем на него не столько физически, сколько морально.
– Действуйте. – И пообещал: – Сбежит, повешу вместо него вас.
Фишель невольно потер рукой шею, словно веревка уже была на ней. Заметив это, Власов усмехнулся – как бы выглядел этот хлыщ, попади вместо Воронцова в каменный мешок?
С того дня начались новые мучения Воронцова, ведь именно его привезли в клинику Фишеля.
Доктор Фишель и впрямь наполнил водой огромный аквариум, куда пленника опускали привязанным к стулу, добивались почти потери сознания из-за нехватки воздуха, вытаскивали, приводили в себя и погружали снова.
Он научился задерживать дыхание, но мучения все равно были невыносимыми.
Власов категорически потребовал, чтобы подопытный оставался жив, а вот зачем ему все это, не говорил. На вопрос Фишеля грубо ответил:
– Не ваше дело!
Все это Фишеля не радовало, для отвода глаз полковник разрешил ему взять пациенток, только не для спиритических сеансов, а для чего-то попроще. Фишель немедленно занялся омоложением дам при помощи… грязи Финского залива!
– Морские грязевые маски – лучшее средство от морщин. Кожа будет просто юной. В Париже и на Лазурном Берегу… вы бывали на Лазурном Берегу? Нет? Но наверняка слышали, что там все дамы только так и омолаживаются! – заверял он купчих и поповских дочек, страстно желающих выглядеть «как в Парижах».
У пациенток, правда, пошли прыщики и краснота по лицам, но доктор заверял, что это все временно:
– Это выходит вся инфекция! Как есть вся!
Подобные эксперименты могли вылиться в крупные неприятности, петербургские купцы вовсе не желали платить деньги за прыщи и фурункулы на носах и щеках своих жен и дочек, они могли и круто разобраться. Просто прекратить грязевые процедуры невозможно, следовало придумать что-то взамен. Понимая, что дело скоро закончится плохо, доктор готовил пути к отступлению и налегал на воздействие на Воронцова.
Вынырнув в очередной раз, когда Фишелю казалось, что пациент уже больше не придет в себя, Воронцов вдруг открыл глаза и как ни в чем не бывало попросил:
– Отпустите меня. Мне нужно идти к ней.
Доктор ужаснулся пониманию, сколько этот человек способен вынести, с трудом взяв себя в руки, объяснил: