Полоса света наверху все сужалась, пока мохнача не окутала кромешная тьма. Но Аоранга это ничуть не смущало. Он хорошо видел в темноте, да если бы и не видел, то обошелся бы другими чувствами. Далекое журчание воды, потрескивание льда, падающие капли, собственное дыхание и дыхание Аюра внизу… Каждый звук здесь искажался, блуждая между ледяных стен гулким и звонким эхом.
– Где я? – раздался тихий голос неожиданно близко.
Аоранг мало был знаком с племянником своего обожаемого наставника, но сейчас его сердце дрогнуло от жалости.
– Я иду, – произнес он, стараясь говорить ласково. – Держись, Аюр.
Его ноги в мохнатых сапогах погрузились в воду и почти сразу коснулись дна. Аоранг отпустил веревку, наклонился, и его рука прикоснулась к голове Аюра. Тот сразу ухватился за него.
– Кто тут?
– Это я, Аоранг.
– Аоранг? – В голосе прозвучали радость и облегчение. – Я тебя помню! Тебя послал дядя Тулум?
– Нет, твой отец послал меня на поиски Великой Охоты. Чуть-чуть не успели. Ты упал в трещину.
– Трещина! Так вот что это было! – Аюр сдавленно хихикнул в темноте. – А я-то думал, меня забрали горные дивы! Как же тут холодно!
– Это потому, что ты сидишь в воде. – Пока юноша говорил, Аоранг ощупывал его голову, шею, спину и конечности. – Больно?
– Нет… Только замерз очень.
«Почему же ты не разбился?» – Эта мысль не давала покоя целителю.
Аюр в самом деле упал в воду, но в этой воде не утонула бы и мышь, а под ней был твердый камень. А парень не жалуется даже на ушибы.
«Как только поднимемся, сразу осмотрю его», – пообещал себе Аоранг.
Убедившись, что кости не сломаны, он быстро обвязал царевича веревкой.
– Жди.
– А ты куда? – всполошился Аюр.
– Поднимусь и вытащу тебя.
– Только поскорее!
– Возблагодари пока Господа Исварху, – суховато ответил Аоранг. – С моей помощью он сегодня вырвал тебя из пасти князя червей-землеедов. Признаться, я о таком не слыхал – мохначи говорят: если уж кто угодил в его ледяные челюсти, так обратно уже не вернется…
– Знаешь, Аоранг, – задумчиво произнес Аюр, – в последнее время со мной происходят невероятные вещи. Тут явно не обошлось без божественного вмешательства. Может, кто-то в столице принес за меня особые жертвы?
– О чем ты?
– Когда я свалился с мамонта и земля повернулась, я соскользнул с ее края и падал ужас как долго… А может, это не пропасть была глубокой, а просто я падал слишком медленно?
Глава 15
Сказка о четырех обезьянах
Глиняные шары, оставленные Ширамом на ночь в костре, достаточно затвердели и вполне годились для задуманного им испытания. Он сам вылепил их – довольно кривобокие, ну да он и не гончар. Так даже лучше, будут стоять и не скатываться.
Саарсан вытащил их из золы и понес к возам, сопровождаемый недоуменным взглядом стража. Впрочем, следить, что там задумал маханвир, воин не стал. Всякому было известно, что накхи в своих занятиях сторонятся чужих глаз. А сейчас, когда Ширам еще был слаб, и вовсе не стоило любопытствовать. Накхи злопамятны, это каждый знает.
Между тем саарсан добрел до распряженных возов. Круторогие быки, мерно жующие траву в огороженном загоне, удивленно поглядели на человека и вернулись к своему занятию. Между тем накх огляделся и стал один за другим расставлять шары – где на край воза, где на дышло, то высоко, то низко, так что вскоре оказался окружен ими. Он прикрыл глаза, выдохнул… Закрепленные за его спиной клинки сверкнули в рассветном солнце и начали свой танец. Один шар разлетелся пополам, второй…третий… пятый… Ширам почувствовал, что на развороте теряет равновесие и земля неотвратимо приближается. Он съежился и выставил плечо, чтобы не врезаться лбом в предательски возникший перед ним край возка.
Вдруг чья-то сильная рука подхватила его, не давая рухнуть.
«Плохо, совсем плохо», – пронеслось в голове Ширама. Он медленно и осторожно приоткрыл глаза и увидел над собой расплывшееся в улыбке лицо Аоранга.
– Что это за игра, накх?
Ширам молча попытался высвободиться, но пальцы воспитанника святейшего Тулума держали не хуже медвежьего капкана.
– Тебе рано ходить, а ты мечами машешь, – не обращая внимания на попытки накха освободиться, заботливо объявил Аоранг. – Давай я отнесу тебя на место.
– Я сам пойду, – сквозь зубы прошипел Ширам. – Я просто оступился!
– У тебя голова кружится. Такое бывает после сильного удара. Это скоро пройдет. Мне Хаста рассказал…
– Я сам пойду.
Саарсан вырвался наконец из лап мохнача и тут же от слабости облокотился на передок стоящего рядом воза.
– Кто ведет отряд? – переведя дыхание, спросил он. – Ты сообщил ему, что, кроме спасенного царевича Аюра, здесь саарсан Ширам? Почему он до сих пор не представился мне?
– Кто?
– Дикарь, я спрашиваю очевидные вещи. Ты что, не понимаешь человеческую речь? Кто… – накх сделал паузу, давая время собеседнику понять его, – у вас тут главный?
– Я… – начал Аоранг.
– Я не спрашиваю о тебе, – перебил накх.
– Я – глава следопытов, – как ни в чем не бывало закончил любимец Тулума. – Я привел отряд на поиски пропавшей Охоты Силы. И я знаю, что ты здесь.
Ширам глядел на широкоплечего собеседника, не зная, что сказать. Неужели же и вправду могло статься, что государь Ардван послал на поиски наследника какого-то мохнача? Конечно, против истины не попрешь, и даже среди людей низкого происхождения изредка встречаются светлые головы – тому пример Хаста. Но это существо…
– Ты, верно, шутишь надо мной? – недобро щуря глаза, процедил накх.
– Вовсе нет!
– Но почему мохнач? – вырвалось у Ширама.
– А кто еще? – удивился Аоранг. – Кто лучше меня сможет найти потерявшихся в этой земле? Кто лучше знает, как правильно снарядиться? Я привел сюда следопытов. Хвала Солнцу, мы отыскали вас. И теперь я поведу отряд обратно…
– Нет – теперь я твой маханвир, и ты будешь выполнять мои приказы!
– Ты сильно ударился, Ширам, – покачал головой Аоранг. – Тебе надо много лежать и мало злиться. Не сомневайся – до того дня, как мы вернемся в столицу, я излечу тебя, и ты сможешь дальше играть в свои глупые накхские игры.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и неспешно пошел к загону, возле которого уже ожидали погонщики.
Целый день, от одного привала до другого, невзирая на просьбы Хасты, Ширам спускался с запряженного быками возка и шел рядом, держась за его край. Порой, когда головокружение становилось нестерпимым, он со скорбным лицом отлеживался на волчьих шкурах, устилавших дно возка. Затем вновь спускался и снова шел.