– Поправляетесь на глазах, – съязвила она.
– Да не так, чтобы очень, – буркнул в ответ Валера и убрал телефон в карман. – Вы извините за резкость, голова просто болит. Из-за нее я нервный такой.
– Понимаю. – Она кивнула на его карман. – С боссом разговаривали?
Валера не ответил.
– Доложили уже о моем визите?
Снова молчание.
– Понимаете, Валера, в чем дело. – Она коснулась голого плеча и сразу убрала руку. – Ваше обвинение в адрес Яковлева ничто по сравнению с его обвинением против вас.
– Каким это? Каким обвинением? – Его лицо побагровело.
– Обвинением в похищении дочери. – Маша сладко улыбнулась. – У вас с вашим боссом ведь был мотив. Яковлев вас чем-то шантажировал, так?
– Не знаю ничего! – Валера отвел взгляд. – Меня никто не шантажировал. Мне просто пробили голову. И никого мы не похищали.
– «Мы»? Это вы себя так любите? Или «мы» – это вы и ваш босс? Что, у вас с ним общие дела? Яковлев угрожал сразу и ему, и вам, и повод отомстить был у вас обоих?
Она совершенно сбила его с толку, забросала вопросами. Валера даже съежился, уменьшился в размерах. Надо же, собиралась выпустить воздух из этого парня и выпустила-таки.
– Вы не пугайтесь так, Валера. – Маша снова дотронулась до его руки, чтобы убедиться, что твердость мышц не исчезла. – Мне ведь от вас ничего, кроме правды, не нужно, понимаете? Правда и только правда. Поговорим, и мне не придется беспокоить вашего босса. Так как, Валера? Могу я надеяться на понимание?
Он думал невероятно долго. Без конца щупал карман, в который спрятал мобильник. Искушение позвонить Зайцеву и спросить, можно ли откровенничать с противной следачкой, было слишком велико. Но он сдержался.
– Что вы хотите знать? – спросил он наконец.
– Что такого не поделили Зайцев и Яковлев? Что-то ведь они не поделили.
– Да, – кивнул Валера и снова замолчал.
– Что, землю? – Маша решила ему помочь.
– Земля была потом. – Он ухмыльнулся. – А сначала они не поделили бабу.
– Бабу? Не поняла. Речь о жене Зайцева или Яковлева? Или?.. – Маша вспомнила о погибшей Стелле Зиминой, в девичестве Ветровой. – Или они не поделили любовницу?
– Жена Яковлева, – нехотя признался Валера. – Только не та, что у него сейчас, а та, которая умерла.
– Ага.
Маша на минуту обмерла. Романтические истории с криминальным шлейфом она жуть как не любила. Они ей всегда казались какими-то киношными, далекими от правды. Вся эта мхом поросшая месть за версту отдавала фальшью.
– И что дальше? – спросила она, потому что Валера замолчал.
– Когда-то в юности Яковлев увел у Глеба Анатольевича девушку. А тот ее очень любил, но уступил, потому как она вроде Ростислава любила. Потом она умерла. Глеб Анатольевич до сих пор не может Яковлеву простить ее смерть.
– Считает, что не сберег? – Маша поморщилась: так она и думала, что в этой истории скверно все. – А теперь, сделавшись главой района, решил ему мстить?
– Да ничего он ему не мстил, просто отказался выделять землю в пригороде. А что он, самый крутой, что ли? Лучшие угодья ему подавай! – возмутился Валера, правда, без особого чувства.
– И тогда Яковлев обзавелся каким-то компроматом и стал шантажировать Глеба Анатольевича, – догадалась Маша. Не догадаться, прямо скажем, было сложно. – А вы решили действовать наверняка и похитили его дочь – чтобы обменять на компромат. Правильно я говорю?
– Нет. Неправильно.
Валера двинулся к скамейке у окна. Шел, ссутулившись, шаркая. Роль Иуды давалась ему нелегко.
Уселся, поставил ровно колени. Недобро глянул на Машу, тут же пристроившуюся рядом.
– Неправильно, – повторил он. – Яковлев на самом деле шантажировал Зайцева.
– Чем?
– На одной из встреч они сильно скандалили. Глеб Анатольевич тогда угрожал, а Яковлеву каким-то образом удалось записать все на диктофон. До сих пор не понимаю, как он смог. Я сам его тогда досмотрел. – Валера покусал нижнюю губу, чертыхнулся.
– Что там произошло, на этой встрече?
– Разговор снова пошел о земле. Яковлев наседал, Зайцев отказывал. Потом вспылил и наговорил всякого.
– Угрожал?
– Вроде того, – осторожным кивком подтвердил парень. – На мой взгляд, ничего серьезного, но в свете последних событий…
– Вы имеете в виду похищение дочери Яковлева?
– Да, имею. В виду, – процедил по слову Валера. И покосился на нее недобро. – Только никто девчонку не похищал.
– Следствие установит, – согласилась она. – А сейчас, Валерий, мне бы хотелось услышать о вашем алиби на ту ночь, когда пропала Алина Яковлева. Заодно неплохо бы услышать и о том, чем занимался в ту ночь ваш босс. Не в курсе?
По тому, как он тяжело уперся подбородком в грудь и как долго молчал, Маша поняла, что с алиби дела так себе.
– Итак, что вы делали в ночь похищения, Валерий? – Маша назвала точную дату, когда группа молодых людей отправилась играть в квест.
– Не помню, что я делал, – глухо отозвался он. – Не вчера было, надо вспоминать. Зато я точно помню, чего не делал.
– И чего же? – Она уже понимала, каким будет ответ.
– Не похищал никого. И Глеб Анатольевич никого не похищал.
– Это всего лишь ваши слова, Валерий. Не подтвержденные, заметьте, алиби. Вы выздоравливайте пока. – Маша поднялась, закинула ручки сумки на плечо. – Поправитесь – поговорим серьезно. Да, и не вздумайте покидать город. У меня к вам и к вашему боссу еще много вопросов.
Она отвернулась, чтобы уйти, в душе на все лады проклиная дурацкое дело с похищением, которое обрастало все новыми и новыми подробностями. Уже сделала пару шагов, когда Валера ее окликнул.
– Мы никогда не смогли бы это сделать, – произнес он, корчась, как под пытками.
– Почему? – спросила Маша. И уточнила: – Почему я должна вам верить?
– Потому что ни он, ни я не смогли бы причинить вред этой девчонке.
Валера вздохнул так тяжело и с такой силой выдохнул, что, кажется, подол ее юбки колыхнулся от ветра.
– Почему я должна вам верить?
Что-то еще у него было за пазухой, какой-то козырный туз, вытаскивать который он не спешил. Или стеснялся. Или боялся. Он сильно вздрогнул, когда катившая мимо них тележку медсестра споткнулась и тихо ойкнула.
Да что происходит?
– Валера! – прикрикнула на него Маша и выразительно посмотрела на часы. – Ответьте на последний вопрос. Пока на последний. Почему я должна вам верить?
– Алина – внебрачная дочь Зайцева, – пробубнил он и согнулся пополам.