Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура - читать онлайн книгу. Автор: А. Кошелев cтр.№ 29

Тем не менее, несмотря на все сложности, ошибки и непредвиденные обстоятельства, наступление началось в целом успешно.

В 8.45 утра, после трехчасовой «обработки» переднего края обороны противника нашей авиацией и артиллерией, мы двинулись вперед, в направлении на высоту Двурогая. Я все время находился с отделением управления в расположении первого пулеметного взвода, на острие атаки. Еще при развертывании в боевые порядки моя рота была обстреляна артиллерийским и минометным огнем — впрочем, японцы явно били по площадям, неприцельно, издалека, так что в первые полчаса, пока мы преодолевали предполье вражеской обороны, а их слабое прикрытие отходило, не принимая боя, наступление шло почти без потерь. Однако чем дальше мы продвигались вперед, тем плотнее становился обстрел. Наконец, при подходе к заросшим ивой барханам, наш полк вошел в огневое соприкосновение с основными силами японцев и залег. Тем временем напряжение нарастало не только на земле, но и в воздухе, где уже второй час длилось грандиозное сражение с участием сотен самолетов, в основном истребителей. Бой шел на небольших высотах — это была сплошная круговерть: казалось, небо кипит и пылает от скрещивающихся трассирующих очередей и вот-вот обрушится нам на голову, как прогоревшая крыша. И не сказать, чтобы наши летчики имели в то утро безусловное господство в воздухе. Во всяком случае, нам, пехоте, приходилось наступать в условиях противодействия вражеской авиации — то и дело раздавалась команда «воздух!»: японские штурмовики с бреющего полета обстреливали наши боевые порядки, и нам вновь и вновь приходилось залегать и даже окапываться. В моей роте появились первые раненые и убитые. Впрочем, и японской пехоте от нашей авиации тоже доставалось.

Около полудня наступление вновь застопорилось. Танки 2-й бригады, оторвавшись от пехоты, застряли перед безымянной высотой, господствовавшей над местностью. Противник вел с вершины непрерывный огонь. Я перебежками добрался до танкистов. Пули на излете посвистывали над головой, высекали искры из танковой брони. То и дело неподалеку рвались снаряды — японская артиллерия явно нащупывала наше местоположение. Оставаться на месте дольше было нельзя. Я стал уточнять обстановку у командира танковой роты, но тоти сам ее толком не знал. Сказал только, что опасается потерять танки из-за применяемых неприятелем бутылок с горючей смесью и мин на длинных бамбуковых шестах — и все время твердил, что без пехоты эту безымянную высоту не взять.

Но тут как раз подоспел второй батальон нашего полка и стал разворачиваться для атаки. Мои пулеметы и танковые орудия поддержали ее огнем. В общем, высоту мы взяли, хотя и дорогой ценой. Потом был еще тяжелый бой за внушительную сопку, густо поросшую кустарником, — там у японцев был хорошо укрепленный опорный пункт. Потом наш полк резко развернули на северо-запад — штурмовать барханы Больших Песков. Потом я уже плохо помню — этот кровавый день казался бесконечным. Враг сопротивлялся, но отступал. Наши бойцы медленно, но верно продвигались вперед и к вечеру очистили от японцев главный рубеж обороны, зацепившись за кромку Больших Песков. Здесь мы остановились. Помня, что самураи — мастера вести ночной бой, организовали охранение и под его прикрытием заночевали.

К моему удивлению, этой ночью противник не проявлял активности и на рассвете отошел к своей основной группировке. Так что уже к полудню 21 августа мы вышли к государственной границе МНР, переходить которую было категорически запрещено. Окопались. Командир полка предупредил нас, ротных, об ожидаемом на следующий день контрнаступлении противника — японцы подтягивали из Маньчжурии свежие силы, чтобы деблокировать свою окруженную группировку ударом извне. А поскольку мы оказались во внешнем кольце окружения, этот удар должен был прийтись по нам. Весь день мы спешно дооборудовали позиции и готовились к обороне: рыли окопы полного профиля, укрепляли огневые точки, оговаривали взаимодействие с полковой артиллерией.

Однако и 22, и 23 августа на нашем участке фронта прошли, можно сказать, спокойно. Противник вел редкий ружейный огонь. Потерь у меня в роте не было. Зато за спиной непрерывно грохотала канонада — это наши войска, завершив окружение вражеской группировки на восточном берегу Халхин-Гола, начали сжимать кольцо.

На рассвете 24 августа я разглядел в бинокль, как две крупные японские автоколонны выдвигаются из глубины маньчжурской территории в нашем направлении. Как потом выяснилось, это подходила усиленная 14-я пехотная бригада, брошенная японским командованием на прорыв внешнего кольца окружения и имевшая тройное превосходство над нами в живой силе и пятикратное — в артиллерии. В то время как наши главные силы, занятые на ликвидации «котла», пока ничем не могли нам помочь.

Утром 25 августа, после часовой артподготовки и налета бомбардировщиков, самураи пошли на штурм наших позиций — атаковали сначала двумя батальонами при поддержке спешенного кавалерийского эскадрона, затем бросили в бой даже личный состав унтер-офицерской школы, равной по численности пехотному батальону. Безрезультатно. Встреченные ураганным огнем пулеметов и артиллерии, японцы откатились, завалив телами склоны высот и подступы к нашим окопам. Правда, под непрерывным артобстрелом и мы несли значительные потери.

После полудня, перегруппировавшись, противник повторил атаку. Даже без бинокля были отчетливо видны наступающие цепи. Но вот, попав под фланговый пулеметный обстрел, они залегли. Я приказал сменить огневые позиции; и когда японцы вновь попытались подняться, сразу четыре пулемета накрыли их перекрестным огнем. Немногим тогда удалось уйти.

Следующий день, 26 августа, стал переломным. С рассвета противник открыл беспорядочную стрельбу, в 7.30 попытался на отдельных участках перейти в наступление — но эти атаки носили разрозненный характер, напоминая скорее разведку боем: то ли японцы выдохлись, понеся слишком большие потери накануне, то ли уже проведали, что к нам подошло подкрепление — долгожданная 6-я танковая бригада, уже освободившаяся к тому времени от боев во внутреннем кольце окружения. Во второй половине дня, при поддержке танкистов мы вытеснили неприятеля с занимаемых им высот и окончательно очистили от врага монгольскую территорию.

Впрочем, ликвидации окруженной японской группировки затянулась еще на 4 дня — до 30 августа, когда над высотой Ремизова, последним очагом сопротивления, взвилось наконец красное знамя.

Но мне увидеть это собственными глазами не довелось. Еще в первый день нашего наступления я был ранен в руку. К утру 27 августа рука распухла, поднялась температура, и меня отправили сначала в медбат, а оттуда — на родину, в читинский госпиталь. Вот и все. На этом «необъявленная война» для меня закончилась.