– Мне самоходчики рассказывали, что они возили с собой немецкий пулемет. У вас он был?
Нет, у меня не было. Из трофейного оружия у меня был «вальтер», который я после войны сдал в артвооружение. А личным оружием был ППШ. Сперва с диском, потом с рожком.
– Какие снаряды брали?
И осколочно-фугасные, и бронебойные – разные. Что начальник артвооружения привезет, то и брали. У этой самоходки любой снаряд мощный, что осколочный, что бронебойный.
– У вас сначала была СУ-152, а потом ИСУ-152. Они сильно отличались?
Разница небольшая… Ну, пулемет ДШК наверху, и все, пожалуй. Когда пришли ИСу, я уже комбатом был.
– Когда вы были комбатом, у вас была своя самоходка?
Нет. Я в одной из самоходок батареи ездил. Самоходок в батарее было сначала две, потом четыре, а в 1945 году – пять.
– Насколько надежна была самоходка?
Надежная.
– Сколько она могла пройти без ремонта?
Мы не фиксировали, потому что их раньше подбивали.
– Как действовал ваш полк?
Его придавали стрелковым и танковым корпусам, а те, в свою очередь, придавали нас бригадам и полкам. Например, в 31-м танковом корпусе нас придали одной из танковых бригад, номер сейчас не помню, ею Макаров командовал. Мы напрямую подчинялись командиру бригады или полка. Некоторые командиры полков мне запомнились.
Например, Танкаев, осетин, красивый молодой командир стрелкового полка. Очень следил за внешним обликом, даже во фронтовых условиях. Помню, он меня вызывает и говорит:
– Видишь Тростянец Вельки?
– Вижу.
– Видишь церковь?
– Нет, не вижу.
– На бинокль.
– Вижу.
– Вот это твое основное направление, понял?
– Так точно, понял.
– Выполняй, а вечером встретимся у церкви. Там будет мой НП.
– В наступлении у вас основные цели какие? Вам пехота их указывала?
Целеуказания как такового не было. Было, как я уже сказал, направление наступления, в полосе которого требовалось подавить сопротивление противника. Приоритетом, естественно, были танки противника, противотанковые орудия, которые могли подбить самоходку, и пулеметы, мешающие продвижению пехоты.
– Пехоту на броню сажали?
Сажали, но не всегда. Были случаи после Тернополя, когда Вислу форсировали, перед Краковом… Я тогда командовал передовым отрядом, в котором, кроме моей батареи, были батарея СУ-76 и рота автоматчиков. Автоматчики сидели на броне.
– Как вообще к СУ-76 было отношение? Как к зажигалке?
Да, но мы не смеялись. Мы видели свое преимущество и жалели этих ребят, если честно.
– Была какая-то гордость, что служите на такой мощной машине?
Я себя чувствовал уверенно. Страх, разумеется, был, но кто не боялся?! Единственное – я, да и весь экипаж тоже перед атакой кушать не могли и поэтому не завтракали. Только потом, к вечеру, нам привозили пищу, и мы уже ели как следует.
– Насколько рубка самоходки задымлялась при выстреле?
Не очень. К тому же люки мы открывали. А вот глохли мы сильно, я вот сейчас из-за этого плохо слышу на правое ухо, которое было ближе к орудию.
– Погрузка снарядов трудоемкая была?
Трудоемкая. В ней участвовал весь экипаж от командира и механика до замкового. Как командир, я и пушку чистил, и капонир копал. Разумеется, основная нагрузка по обслуживанию машины ложилась на механика-водителя, которому помогали зампотех батареи и механик-регулировщик. В случае чего приходила армейская летучка. Кстати, командир этой летучки, старший лейтенант Смирнов, сопровождал меня половину войны.
– Часто приходилось закапывать установки?
Как только прекращалось наступление и мы переходили к временной обороне – все, копай, это был закон. Требовалось выкопать капонир чуть ли не под пушку, но мы только до боевой рубки закапывали.
– Основная дистанция стрельбы самоходки?
Дальность прямого выстрела у нашей гаубицы-пушки 700 метров, но чаще всего стреляли с 300–500. Имея хорошее артиллерийское образование и хорошо зная стрельбу с закрытых огневых позиций, я готовил свой экипаж, но нам ни разу не пришлось стрелять с позиций вне видимости цели. Не привлекали нас и к артиллерийской подготовке. Так что установленными артиллерийскими прицелами мы не пользовались – только прямая наводка.
– Каково было взаимодействие танков и самоходок?
Начался бой, и все пошли вперед – пошли танки, пошли самоходки, пошла пехота. Кто когда впереди оказывался – это от обстановки зависело. Танки, конечно, вырвались вперед, а мы должны были идти в боевых порядках пехоты, но чаще всего мы шли впереди пехоты, потому что командиры стрелковых полков берегли своих пехотинцев.
Вот такой пример. Когда мы овладели Тернополем, на противоположной стороне реки находилась деревня Янувка, расположенная на горе. В ней засели немцы. Пошли с пехотой в атаку. Я зарядил пушку, а ее заклинило! Я остановился. Пехота меня обогнала, а потом залегла и лежит. По ней немцы лупят. Командир стрелкового полка ко мне подбегает, кричит:
– Вперед!
– Не могу! У меня пушка не работает!
– Не можешь стрелять, так иди так, дави гусеницами, главное – чтобы пехота пошла!
И все, и я пошел! Хорошо, что немцы после Тернополя были ослаблены и по нам артиллерия не стреляла…
– Под Корсунь-Шевченковским как вам передвижение? Там же все раскисло?
– Мы там воевали в конце января, а раскисло в феврале – марте, когда мы наступали севернее и северо-западнее Винницы. Шли по дорогам. Иногда застревали, но никто не лез специально в болото, смотрели за обстановкой. Но, конечно, приходилось и бревном самовытаскивания пользоваться.
– Немецких фаустпатронов боялись?
– Опасались. Они в массе появились, когда мы вошли в Германию.
– А как был ранен командир полка Кузнецов Иван Григорьевич?
Не могу сказать точно. Когда его ранили, обязанности командира полка исполнял полковник Пряхин, заместитель командующего бронетанковыми войсками 60-й армии по самоходной артиллерии. Перед самым концом войны Кузнецов вернулся и направил меня на Парад Победы. Мы с ним потом много раз встречались. Он был очень порядочный, исключительно честный, бескомпромиссный человек.
Еще я помню Ивана Владимировича Фролова. Он после войны работал заместителем главного редактора журнала. Александр Васильевич Епихин – работал главным инженером завода в Жуковском. Володя Гуляев воевал в моем экипаже, когда я еще самоходкой командовал. Потом всю жизнь слал мне поздравительные открытки с Днем Победы и с Днем Октябрьской революции и подписывался «солдат Гуляев».