Я дрался на Т-34. Третья книга - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 16

Уже во второй половине дня мы вели бой за Верхнечирский. Орешек оказался крепкий. Там они каждый дом превратили в ДОТ. Мы приняли бой где-то под вечер, вели его всю ночь и следующий день.

Примерно 16-го числа поступила команда переправиться через Дон обратно, под Пятиизбянский. Переправлялись и пошли в район Ляпичево. Приказано было в том районе сосредоточиться. 2-я гвардейская сумела подойти. В Верхнекумском шли бои. Геройски держали танковую армию Гота остатки 51-й армии Труфанова, 13-й танковый корпус Танасчишина и 4-й мехкорпус Вольского. Как они устояли в эти дни?

19 декабря подчинили нас Малиновскому, а 24 декабря мы, 2-я гвардейская армия и все, что оставалось от тех, кто до этого там воевал, – все пошли на юг, на Котельниково.

Немцы отходили с боями, и бои сильные были. 29-го мы освободили Котельниково. Там нашему корпусу было присвоено гвардейское звание и вручено знамя. Мы стали 3-м гвардейским Котельниковским корпусом. Так закончилась эпопея здесь, на Мышкаве, и в районе Котельниково.

3 января мы рванули на Сал. Когда шли на Ростов, было уже немножечко побольше наших самолетов. Нам была поставлена задача прорваться на Батайск, потому что от Ворошиловграда железнодорожная ветка через Тихорецкую идет на Майкоп, на Грозный, на Минводы – на Северный Кавказ. Так вот, если перехватить линию железнодорожную, то все немцы там оказались бы в западне.

Хороший, может быть, командующий фронтом Еременко, но или уже он был староват, или устал, но не сумел обеспечить действие вот этой группы, которая туда рванула. Дело в том, что танки оторвались. Командование торопило: «Давайте, скорей». Что значит скорей?! Мы оторвались, а склады остались там, в районе Цаца-Барманцак. А мы-то ведем бои, идем по Салу через все станицы. Везде упорно сопротивляется немец. Он же не бежал просто так, без штанов! Отходил довольно разумно, с боями. Несем потери. Когда к Батайску подошли, то у нас уже боеприпасов нет почти и баки все пустые. Из оставшихся на поле боя танков приказано было сливать горючее, забирать остатки боеприпасов. Из нашей бригады под командованием Егорова создали передовой отряд. Нас пополнили горючим, подкормили немного, а то жрать нечего. Кухни-то были, но беда заключается в том, что если она нас за ночь не нашла, то залазила куда-нибудь в балку, засыпалась снегом и сидела. Мы прорвались в Батайск. Там немцы нас встретили большими силами, и завязались сильнейшие бои.

Передовой отряд отрезали, и двое суток мы были в окружении. Все боеприпасы израсходовали. По сути дела – хана! Но Ротмистров распорядился, и 3-я гвардейская танковая бригада, которая состояла из тяжелых танков, рванула к нам навстречу, а нам дали команду по радио, в каком направлении прорываться. Они нас выручили! К этому времени на моей «семидесятке» два опорных катка выбили к чертовой матери, мы гусеницу натянули на те, которые остались, но своим ходом двигаться не могли. Нас зацепил какой-то КВ с 3-й бригады.

Остатки нашего корпуса вывели сначала в Лихую, потом на Миллерово перетащили. Следующий рубеж наш был под Острогожском. А в районе Острогожска стала формироваться 5-я танковая армия, и мы формировались там вплоть до июля. Я попал в 181-ю танковую бригаду 18-го танкового корпуса. Уже совсем другие люди и все такое. Я получил «тридцатьчетверку» – легких танков были единицы. Нас подняли 6 июля по тревоге, и мы своим ходом пошли под Прохоровку.

Пришли туда. Исходные позиции для нового наступления определило время. Под Прохоровкой есть населенный пункт Андреевка. Под этой Андреевкой у меня танк сгорел. Снаряд попал под ленивец в борт. Радист погиб, а механику оторвало ногу. Я выскочил в свой люк, заряжающий – в свой. Побежали вперед, а механик на лобовой броне лежит без сознания – половина в танке, половина снаружи. Выхватили его и скатились в ближайшую воронку. Дотемна в этой воронке просидели, а там бой страшущий – танк на танк лезет, вплотную стреляют, это невозможно вообще описать, что там творилось! Сумели подползти к нам санитары с лодочкой. Утащили механика.

Безлошадных в этом бою много осталось – танки погорели. Механиков, радистов, заряжающих на другие танки перевели, а нас, офицеров, человек сорок набралось. В основном командиров взводов. Многих отправили под Орел, где в это время воевала 3-я гвардейская танковая армия Рыбалко – у него не хватало офицеров. Городишко там Васильевск, что ли… Попал я в 6-й гвардейский танковый корпус, командовал которым генерал Панфилов. Однофамилец героя Московской битвы.

Надо сказать, что до того, как я попал в армию Рыбалко, я воевал на линейных танках. И вот какая основная наша болячка во время войны? Большое начальство получит задачу. Они посидят, решат, что да как делать, но ведь нужно же решение довести до солдата, чтобы солдат тоже понял, куда он идет, что он делает и кто перед ним. А на это времени не хватало. Скажут, бывало: «Вот, видишь сухое дерево? Держись этого ориентира, туда пойдем». А какой противник перед тобой – не знаем.

А у Рыбалко я попал в разведбат. Я частенько командовал отдельным разведывательным дозором. Это три танка, два бронетранспортера, взвод автоматчиков и два-три мотоцикла для связи. Дозор уходил километров на 30–35 (а бывало и на все 50) от передового отряда бригады, который шел впереди главных сил корпуса. Мне давалась кодированная карта. Я имел представление об общей задаче не только бригады, но и корпуса. В таких условиях выполнять задачу было намного проще.

– Из каждой бригады выделялся разведдозор?

Да, а как же? Корпус идет двумя-тремя параллельными маршрутами. Но по главному направлению идет передовая бригада, вот с ней я держу связь и докладываю. У меня в руках карта, я вижу местность, у меня уже глаза открыты, а в линейном батальоне, по сути дела, мы «слепые» были.

Требовалось при обнаружении противника развернуться и принять бой. По рации немедленно сообщить начальнику штаба бригады, что достиг такого-то рубежа, встретил сопротивление противника. Ну что такое 20–30 километров для танка? Буквально через 20–30 минут уже здесь! Передовой отряд подошел, вступил в бой, а там уже и главные силы корпуса подтянутся. Если наткнулись на какие-то сильные части, то тут уже начинается настоящая война, а нас посылают в обход – контролировать, не перебрасывает ли противник резервы. Так действовали во время наступления. Если наткнулись и дальше противник не пускает, встали в оборону, а командование зачастую не знает, что за противник, какие силы, на кого наткнулись. И наша задача: «Слезай, ребята, с танка, и вперед по-пластунски, «языка» давайте».

С этим корпусом я, по сути дела, дошел до Днепра, форсировал его, прошел через всю Украину. Подо Львовом меня тяжело ранило. И я попал в госпиталь в Башкирию, в Уфу. Ранило меня 4 марта 1944 года, а из госпиталя я вышел в 20-х числах июля, и то не полностью выздоровевший, но целый, а мог бы без руки остаться – раздробило восемь сантиметров костей. Долго пришлось лежать.

Как ранило? Шло наступление. Я командир отдельного разведывательного дозора. Мы идем по полевым дорогам наперерез противнику. Старались зайти к нему в тыл. Короче говоря, движемся мы к населенному пункту Ку́пель или Купе́ль – кто его знает, как правильно? На окраине населенного пункта сухой овраг, и через него деревянный мост перекинут. Останавливаемся – тихо все кругом, противника нет. Вылезли. Я пошел смотреть, в каком состоянии мост. Бронетранспортер-то прошел наш, выдержал, а я вижу, что мост танк не выдержит, а у меня их три штуки.