Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 28

Приняли нас с ощутимым безразличием. По крайней мере в 1-й роте, в которую попали Фендезак, Риппл и я. Никакой встречи, никакого приветствия, командование роты ничем не интересовалось и не считало это необходимым. Мы очень быстро разобрались с тем, что происходит в этой роте. Командир роты был сменен во время боев на Нижнем Дону. Старшина – «мать роты» – был садистским ничтожеством. Унтер-офицеры были разобщены. В унтер-офицерском корпусе было пять штабс-фельдфебелей, то есть людей, прослуживших более 12 лет. Из этих пяти ни один ни разу не сидел в танке. Из простых унтер-офицеров трое были разжалованы за различные нарушения. Рядовой состав представлял собой испуганное стадо, попавшее под огонь в калмыцких степях. Людей, обладавших фронтовым опытом, можно было пересчитать на пальцах одной руки. Как можно было отдать ценные, высокоэффективные танки в руки неопытных и находящихся под плохим руководством солдат? Первое, что сделал старшина роты, после того как мы прибыли, – попытался отделить нас, командиров танков, от наших экипажей. Мы должны были, как все унтер-офицеры, разместиться в лучших помещениях. То, что мы благодаря авторитету Хансика Фендезака остались вместе с нашими экипажами, в то время в 1-й роте было чем-то очень необычным. Мы также сочли невозможным то, что унтер-офицеры получали еду в полевой кухне без очереди или даже позволяли им ее приносить. С этим мы, командиры танков, начали бороться личным примером, и не без результатов. В конце концов от меня, как самого младшего по возрасту командира танка, потребовали отдать мой танк одному из разжалованных унтер-офицеров! Чаша моего терпения переполнилась! К счастью, Фендезак был хорошо знаком с одним из старейших офицеров роты, которому доверяло командование роты, и он смог этому помешать. Это послужило предвестником дальнейших событий. Экипажи остальных ротных танков начали осторожно искать контакт с нами. Началось «выздоровление 1-й роты». Значительная часть личного состава была заменена. К началу мая, когда нас перевели в Харьков и мы получили нового, хорошего командира роты, 1-я рота была уже более чем наполовину хорошей, годной танковой ротой.

Мы стояли в Харькове с конца апреля по конец июня 1943 года. Это был первый крупный русский город, в котором я задержался на столь длительное время.

Мы квартировали в Плехановском районе, на «Акерштрассе», в доме номер 7. На углу улиц стояли два дома, в глубине был третий дом, и в этом дворе стояли два или три «Тигра». Экипажи танков размещались в квартирах в этих домах у местного населения. Мы, на 114-м, жили в квартире сразу направо от входа во двор. Там были три комнаты, первые две заняли мы. Хозяин квартиры, через свою красивую, говорящую по-немецки дочь, объявил нам свое неудовольствие нашим появлением. Мы были удивлены его смелостью, сказали nitschewo и заняли помещение.

Потребовалось несколько дней, чтобы мы друг к другу привыкли. Сначала родители, потом дочь Людмила. Это была культурная семья. У меня была возможность увидеть их библиотеку, немецкие издания немецких классиков и русская литература в большом количестве. Из школы я что-то знал о Толстом и Достоевском. Здесь я в первый раз услышал про Гоголя, Лермонтова и Тургенева, который после войны, когда я «цивилизовывался», с его романом «Отцы и дети» стал моим любимым русским автором. Людмила и я стали друзьями. У нас были бесконечные дискуссии о войне, она была патриотично, прорусски настроена. Ей это могло навредить, но она мне доверяла. В моем танке всегда был шестой столовый прибор, его получили наши хозяева. Практически мы ели из одного котелка. На мой день рождения 28 июня мы еще были в Харькове, экипаж моего танка и семья Людмилы сделали праздник, это был самый сердечный день рождения в моей жизни. Экипаж моего танка долго не мог согласиться с моим «братанием», для нас было необычным иметь контакты, тем более хорошие, с представителями вражеской нации. Я гулял с Людмилой и непонятно откуда взявшимся фокстерьером, мы ходили на спортивный праздник батальона, в Шевченко-театр, война сделала паузу. Потом мы выступили на исходные позиции операции «Цитадель» у Белгорода.

«Тигр» ехал на фронт, я уступил свое место командира наводчику Вальтеру Юнге и сидел на корме танка абсолютно несчастный. Я был в первый раз в моей жизни влюблен так, что речь шла о смысле моего существования. Я серьезно думал о том, чтобы дезертировать и вернуться к Людмиле. У меня получилось еще один раз ее увидеть, еще до развала фронта, под предлогом посещения зубного врача в Харькове. И это было прощание навсегда. Я сейчас пишу это для Людмилы, я помню последнюю минуту нашего прощания, она поцеловали меня в глаза и сказала: «До свидания, Альфред».

Я буду это помнить до конца моей жизни, и моя жена, с которой я прожил 45 лет, понимает эту первую любовь. Я буду счастлив, если этот текст дойдет до моей любимой Людмилы, которую ее мама называла Люда или еще Мила.

Лес, в котором мы остановились, мы называли «Соловьиная роща», потому что соловьи давали там бесконечный концерт. Срок начала наступления неоднократно переносился.

4 июля мощной атакой через Донец началась операция «Цитадель». 3-й танковый корпус, которому мы подчинялись, после того как саперы с тяжелыми потерями построили мосты, атаковал силами 6-й, 7-й и 19-й танковых дивизий. Атака застряла в минных полях, противотанковых рвах и полевых укреплениях русской пехоты. Только после перегруппировки и перемещения атаки дальше на юг удалось продвинуться в глубину русских позиций. Несмотря на большие потери, особенно у танковых полков на Pz-IV, корпус, задачей которого было, атакуя, прикрывать правый фланг наступления, смог занять значительную территорию. Мы достигли деревни Ржавец. Слева от нас, у Прохоровки, состоялась самая большая танковая битва всех времен. Нам везло, только в последний день битвы, которая закончилась 12 июля, наш 114-й получил несколько попаданий. Левый передаточный механизм, привод гусениц, который был расположен снаружи танка, был разрушен, и в передней броневой плите появилась трещина. С экипажем ничего не случилось, танк был эвакуирован в тыл и должен был быть отправлен в Германию на капитальный ремонт. Мы быстро получили новый «Тигр» и участвовали на нем в небольших тяжелых боях, поддерживали пехоту на постоянно менявшихся позициях. Полки и дивизии были разделены на маленькие группы, часто меньшие, чем взвод. Часто не было связи с ротой. Едой мы сами себя могли обеспечивать, но снаряды и бензин были дефицитом. Самым плохим было отсутствие эвакуаторов и ремонтных служб. Вместе с колоннами пехоты мы с боями отступали на запад, с нами шли колонны беженцев, стада скота, вывозилось имущество.

В недели с конца августа до конца сентября наша задача состояла в основном в том, чтобы при этом практически единственном в своем роде отступлении на «Восточный вал» на Днепре обеспечивать защиту остаткам пехотных дивизий. Мы в качестве арьергарда, оставались в какой-нибудь деревне и обороняли ее до тех пор, пока наши отступающие войска не отрывались от преследующих их русских на достаточное расстояние. Эвакуаторов не хватало, и мы сами буксировали поврежденные «Тигры». Как правило, днем мы были в бою, а ночью отступали. В этих боях не было пауз, следить за техническим состоянием танка также не было времени. Часто, потому что мосты имели недостаточную грузоподъемность, нам приходилось ехать в объезд. Мы отступали ночами, русские висели у нас на хвосте. Один «Тигр» ехал впереди и искал дорогу, еще один «Тигр», с пушкой на 6 часов, замыкал колонну. Мы ехали со скоростью пешехода среди постоянно останавливавшихся колонн.