Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Доллман cтр.№ 26

Это был мой первый и последний звонок рейхсфюреру СС. Но, как показали дальнейшие события, решение Буффарини оказалось ошибочным.

Итак, я не только доставил много неприятностей графу Чиано, который любил меня не больше, чем я его, но и помог сменить Боккини на прожженного интригана, ненавидевшего нас всех, особенно Буффарини. Государственному секретарю так и не удалось заполучить ключи к заветному сейфу и добраться до золота и документов, лежавших в нем. Кармин Сениз продолжал играть роль шута, но это была всего лишь маска. Держась в тени, с упорством и привычной тщательностью опытного полицейского он начал прокладывать дорогу событиям 23 июля 1943 года, в результате которых Германия лишилась своей союзницы, а Муссолини – поста диктатора.

Сениз не отличался изысканным вкусом своего предшественника. Его любимым блюдом были огромные порции спагетти alle vondole и подобные им неаполитанские кушанья. Он ходил всегда в мятом костюме или форме, стоптанных ботинках, а галстуки его были столь же кричащими и безвкусными, как и галстуки его детективов. Он имел одно хобби – оперу и проводил все вечера в римском оперном театре Констанци, но не с молодой красивой женщиной, а с руководителем итальянского бюро цензуры, сухим бюрократом по имени Цурло.

Их тоже видели на Пинчио, но у них не было той ауры, которой обладал Боккини и его bellissima. Они ходили взад и вперед решительной походкой людей, обсуждающих вопросы государственной важности, и никто из нас не догадывался, что они разрабатывали под усыпанным звездами римским небом план свержения дуче и изгнания ненавистных немцев.

1938 год, во время которого я стал свидетелем представления в стиле Борджиа, устроенного Гейдрихом, принес с собой целый ряд других событий, продемонстрировавших всему миру мастерство и выдающиеся способности к лицедейству ведущих актеров.

Упомяну лишь два наиболее важных события, в которых я, в качестве переводчика, участвовал сам: в мае Адольф Гитлер нанес государственный визит в Италию, во время которого его сопровождала свита таких размеров, какая была, наверное, только у русского царя, а осенью того же года Муссолини посетил Германию; и в сентябре 1938 года ведущие европейские представители искусства управления государством устроили свой гала-концерт на конференции в Мюнхене.

Но до этого в управлении немецким посольством на Квиринале произошли перемены. В конце февраля господин фон Хассель покинул Вечный город. К этому времени даже самые недогадливые из национал-социалистов поняли наконец, с каким нежеланием их принимали в посольстве, деятельность которого финансировалась из их налогов. Но даже этого было недостаточно, чтобы вызвать отзыв Хасселя – он стал неизбежен только после того, как от него отвернулось итальянское правительство. Граф Чиано, министр иностранных дел и зять Муссолини, дает подробное описание этого события в своем дневнике за 1937–1938 годы. Он пишет, что 30 октября 1938 года заместитель фюрера Рудольф Гесс, который приехал с визитом в Рим, сообщил ему в «сильном возбуждении», что фрау фон Хассель «отпускала в его присутствии резкие антиитальянские замечания». Гесс хотел потребовать от Гитлера, чтобы тот немедленно отозвал Хасселя, но Чиано, всегда бывший сторонником непрямых методов, просто заметил, что Хассель и вправду был «врагом оси Рим – Берлин и не принимал фашизм» – что было истинной правдой. Он отправился к Муссолини и попытался уладить это дело.

«Дуче тогда поговорил с Хасселем, который пожаловался ему на свою судьбу, и дуче пожалел его. Дуче велел мне немедленно связаться с Берлином, на этот раз чтобы спасти фон Хасселя». Но на этом дело не закончилось. 6 января фашистский министр иностранных дел и посол национал-социалистов имели долгую беседу, в ходе которой посол заявил, что был италофилом еще в ту пору, «когда вся Германия, включая и партию, высказывалась против союза с ней». Но это его не спасло. 25 февраля он явился к Чиано с прощальным визитом, и тот сделал в своем дневнике следующую весьма поучительную запись: «25 февраля. Попрощался с фон Хасселем. Холодный, короткий, враждебный разговор. Я не чувствую ни малейших укоров совести из-за того, что добился отзыва этого типа, который сослужил своей стране и всему делу немецко-итальянской дружбы такую плохую службу. Может быть, он пытался преодолеть в себе враждебное отношение, но не смог. По своему происхождению и образу мыслей он принадлежит к юнкерскому миру, который никак не может забыть 1914 год и, будучи убежденным противником нацизма, не испытывает к режиму никакой симпатии. Кроме того, Хассель слишком хорошо знает Данте. Я не доверяю иностранцам, которые знают Данте. Они пытаются одурачить нас с помощью поэзии».

Жаль, что я в ту пору не мог прочитать дневники Га-леаццо Чиано. Ни фон Хассель, ни я не знали, почему Чиано так не любит немецкого посла. Теперь я это знаю, но изменить уже ничего нельзя. Если бы я знал о тайных страхах Чиано, я ни за что бы не показал, что знаю Данте, но он доверял свои заблуждения и правильные представления одному только дневнику, по ночам делая в нем торопливые записи. Если бы он по-другому относился к нам, то оказал бы своей стране неоценимую услугу, поскольку положение в доме Муссолини могло бы, имей он больше смелости и энергии, обеспечить ему прочное положение. Но он выбрал другой, более извилистый путь, результатом которого стала его казнь в Вероне в январе 1944 года.

Преемником фон Хасселя стал Ганс Георг фон Макензен, бывший Государственный секретарь при министерстве иностранных дел, которое до 4 февраля 1938 года возглавлял его тесть, министр иностранных дел барон Константин фон Нейрат. За два дня до этого Адольф Гитлер крепко пожал ему руку и отказался принять его отставку со словами: «Я не могу сейчас отпустить вас. Вы для меня как друг моего отца – я не приобрел еще необходимого опыта в иностранной политике». Это была трогательная сцена, но только для прямодушного швабского дворянина. Гитлер уже подписал указ о его отставке и назначил на его место самого опасного из всех немецких министров иностранных дел после 1870 года.

Зачем Гитлер затеял этот спектакль, не известно никому, включая и семью Нейрата. Фон Нейрат возглавил специально созданный для него Секретный совет кабинета, но он так ни разу не собрался, а барону никто не посоветовал не принимать этот пост.

Его зять, фон Макензен, был сыном знаменитого фельдмаршала, который очаровал двух членов Тройственного союза – Вильгельма II и Франца-Иосифа. Для Гитлера, с его блестящим талантом актера, старый фельдмаршал представлял связующее звено с военными традициями рейхсвера, и фюрер всегда гладил его по шерстке. Макензен был стар и, вероятно, не сумел понять, что его смертный час пробил в тот день, когда генерал фон Фрич был отдан под суд, но этого не сумели понять и десятки других, более молодых генералов и старших офицеров, которые, впрочем, теперь заявляют, что сделали это.

Новый посол, очень любивший своего старого отца, был высококлассным адвокатом и прекрасным адъютантом Августа-Вильгельма, сына кайзера, который позже стал обергруппенфюрером СА и ярым сторонником национал-социализма. Макензен понимал, что дипломатия не его стезя, но он был истинным пруссаком, воспитанным в лютеранской вере и в убеждении, что приказам надо подчиняться беспрекословно. Не будучи нацистом, он до 1945 года верил в правоту Гитлера, и ничто так сильно не огорчало его, когда он лежал на смертном одре в 1946 году, как сознание того, что он служил неправому делу. Девизом его семьи было «Я служу», и любую форму оппозиции режиму он рассматривал бы, подобно своему другу фельдмаршалу Кессельрингу, как измену родине. Он прятал чувства под своей прусской броней, однако тот, кто знал его, понимал, что у него живое сердце, способное быть верным до конца. Типичный прусский дворянин, он испытывал странную страсть к самой нетрадиционной из всех императриц, Елизавете Австрийской, и это сблизило нас. Это очень удивляло всех кто нас знал, поскольку с прусской точки зрения между нами не могло быть ничего общего. Во время нескольких путешествий различной продолжительности я выполнял у Ганса Георга фон Макензена роль переводчика. Конечно, он не был ни Меттернихом, ни Талейраном, и его тесть был гораздо лучшим дипломатом, но он был именно тем человеком, который сумел проложить себе дорогу через тот благоухающий дорогими духами эротический лабиринт, в который превратилась под влиянием Чиано внешняя политика Италии. Муссолини да и король, с которым Макензен общался с почтением опытного придворного, высоко ценили его. Большинство его коллег по посольству считали себя гораздо более проницательными в политических вопросах, – возможно, они были и правы, – но я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них сумел бы с таким самообладанием и достоинством погрузиться в римский ведьмин котел 1938–1943 годов.