Главный противник. Тайная война за СССР - читать онлайн книгу. Автор: Николай Долгополов cтр.№ 50

Другое дело, что в семействе обрусевших немцев всегда происходила некая путаница с именами. Отец писал в 1923-м прошение в Коминтерн, имея в виду Вильяма: «Прошу выделить путевку в санаторий моему сыну Вильгельму». И младшенький сын Вилли, появившийся на свет в Англии в 1903-м, тоже вносил в фамильную игру с именами посильную личную лепту, обращаясь в письмах к отцу с матерью только по имени отчеству — Любовь Васильевна и почему-то… Андрей Матвеевич.

Семья действительно обрусела, хотя от немецких корней не отказывалась. И когда я спрашивал дочь Фишеров, почему ее нарекли Эвелиной, она обижалась: дед — Генрих, отец Вильям, а я что — Дуня? И за день — два до кончины отец действительно, к удивлению Эвелины, вдруг сказал ей: «Помни, что мы, так или иначе немцы». Только говорил почему-то по-английски: «Don’t forget that we are Germans anyway». Правда, что он имел в виду, Эвелина Вильямовна так и не поняла.

Обрусевший немец, говорящий на нескольких языках и родившийся в Англии, вернувшийся в 1920-м в Россию с британским паспортом сын старых большевиков, сразу вступивший в комсомол и на кулаках бившийся с троцкистами. Да еще отличный радист, прослуживший больше года в 1-м радиотелеграфном полку Московского военного округа. Да могла ли разведка мечтать о лучшем материале для последующей нелегальной работы?

Почему не погиб Вилли

Я тоже раньше читал кем-то, только не им самим, состряпанную официальную биографию «полковника Абеля». В ней много о долге, о совести, о комсомольской чести, и позвавшей в разведку. Фишер был по-настоящему человеком высочайшего долга и кристально чистой совести. Только в разведку позвали не из райкома комсомола. И направил туда даже не отец, работавший в Коминтерне, где трудилось немало будущих асов советского разведывательного дела.

Сложилось все прозаичнее, зато гораздо логичнее. Рекомендовала в отдел переводов старшая сестра жены Эли — Серафима Степановна, по-домашнему — Морэн. Она и сама там уже трудилась, и Вилли, который после армии никак не мог найти работу, туда же пристроила.

Можно сказать, что Вильяму деваться было особо некуда. Он поступил в художественное училище, нынешнюю Строгановку, но душа не принимала новых форм современного революционного искусства, который с энтузиазмом проповедовали передовые преподаватели. Он был сугубым реалистом, и, несмотря на тягу к живописи, быстро покинул институт. А другой, где изучал почему-то Индустан — закрылся: арестовали как сталинского оппозиционера его ректора. Так что высшего образования, в отличие от всего, что о Фишере-Абеле пишется, он не получил. Собирался даже завербоваться радистом и поехать на зимовку к полярникам. Но как тогда с любовью? Он же женился 7-го апреля 1927-го, и оставлять молодую жену ой как не хотелось. Еще предлагали в научно-исследовательский институт радио, но на такую грошовую зарплату…

Отношения с родителями складывались сложно. Особенно с суровой матерью. Был в его жизни эпизод, перевернувший многие представления о семейном счастье. Летом 1921-го шумной компанией отправились дети вернувшихся издалека революционеров купаться на подмосковную речку Учу. И Вилли — с ними, хотя плавать не умел. Как-то еще в Англии отец и старший брат Гарри, он же Генри, кинули его, упиравшегося, в английскую речонку, чтобы научился плавать. Он выплыл. Но такой появился страх, что больше в воду никогда не входил, загорал, читаю книжки, на берегу. А Гарри — первенец и любимец семьи плавал прекрасно. И когда маленькая девчушечка, с ними приехавшая, начала тонуть, сразу бросился на помощь. Отличный пловец девочку спас, а сам утонул, не выбрался из омута. Его вытащили и Вилли не растерялся, делал брату дыхание рот в рот, не отдавал тело… Добравшись до дома, до Кремля, где жила тогда семья, со слезами сообщил о гибели брата маме. И та, потеряв самообладание, чуть слышно, но выдохнула: «Почему не Вилли?» И Вилли это «почему?» услышал, осталось оно с ним на всю жизнь трагическим и безответным. А когда безработный, никак не находивший себя в советской жизни Вильям женился, то мать, да и отец тоже, без всяких предупредили: тебя-то еще тянули, ну а жену… И у Вилли было на это что ответить. Со 2-го мая 1927-го он уже работал в ОГПУ. Хотя выяснилось, что и водятся за сыном старого большевика, лично знавшего Ленина, некие грешки. Армейская характеристика, предоставленная в ЧК, пестрела записями нелестными. Ладно, что однажды уроженец Ньюкасла-на-Тайне потряс всю казарму, явившись на утреннее построение в пижаме. Строгий ротный простил, понимая, что более способных учеников, чем этот то ли немец, то ли англичанин да еще Эрнст Кренкель (будущий Герой Советского Союза, радист экспедиции челюскинцев — авт.) у него нет. Следили за Фишером пристально и писали черным по белому: «Требует внимательного руководства. Легко поддается влиянию окружающих товарищей». Ну, да это ладно, было еще нечто похуже: «Служа в Красной Армии, общался и переписывался со своими друзьями из Англии и Германии. К нему в батальон во Владимире даже приезжал член Исполкома Коммунистического Интернационала Молодежи». Но уж очень лакомым он был объектом для разведки. И после личной беседы, точнее собеседования, с начальником ИНО (аналог нынешнего директора Службы внешней разведки) Мейером (Михаилом) Трилиссером в органы все же взяли.

Вот и первое заданье

Первая должность — помощник уполномоченного Восьмого отделения. В переводе на современный русский Фишер сразу попал в научно-техническую разведку. Приметили его необыкновенное умение мастерить из всего, что только попадалось поду руку, радиоприемники, разные сложные приспособления. Хотя и корпел над переводами, да составлением отчетов по британской прессе, но эдаким «белым воротничком разведки» никогда не оставался. В ту пору существовала в Чрезвычайной комиссии практика посылать всех своих независимо от специальности на боевые задания. Однажды Вилли, как начальнику группы, выпало делать обыск в подмосковном городке. По агентурным сведениям предполагалась, будто местный богатей прячет от Родины запасы драгоценных металлов. Провозившись целый день с обыском под уверения хозяина: «Богом клянусь — ничего нет, ваши все еще в революцию отобрали», под вечер раздосадованный Фишер с приданным в его распоряжение младшим командиром и двумя курсантами забрались отдохнуть на сложенную у дома поленницу. Под их тяжестью она и развалилась, да еще рассыпалась серебристой россыпью монет. Фишер с группой собрали урожай в пять пудов серебра. Богатство реквизировали, а Фишеру была объявлена первая за работу в Чрезвычайке благодарность.

Он рос, и характеристики приобрели тон иной. «Товарищ Фишер — хороший тех. работник, очень добросовестный и аккуратный. Используется не только как переводчик, но и как пом. референта». И вывод исключительно благоприятный для карьерного, как бы сейчас сказали, роста: «Работник перспективный. Партийно активен… Много работает над своим образованием».

С этим обнадеживающим его перевели в Первое отделение ИНО. Именно так называлась в ту пору нелегальная разведка». Он тщательно изучал или припоминал жизнь на той стороне. Читал знакомые с британских времен газеты, составляя по ним отчеты, направлявшиеся неизвестно куда и кому.

Но главной задачей было совершенствование в радиоделе. Хотя здесь-то его мгновенно зачислили в асы. Но учили работать, хлопая во время сеанса по столу книжками и что-то выкрикивая под ухом. Готовили радистом к «закордонной работе». Он и сам это понимал, видя вокруг себя множество людей с биографиями схожими: верные партии иностранцы или, как и он свои, но «оттуда» возвратившиеся, познавшие «ту» жизнь не по лекциям и не по учебникам.