Абель-Фишер - читать онлайн книгу. Автор: Николай Долгополов cтр.№ 69

Зато Павлу Ангелову пришлось бежать — вроде бы он в последний момент перед отплытием вскарабкался на борт отходившего в СССР нашего военного судна в домашних тапочках и без всякого лишнего груза. Иначе бы сидеть действовавшему под видом болгарского гражданина Ангелову в тюрьме, как это пришлось потом тому же Мэю.

Еще одно предание: переданная по цепочке пробирка или закрытая ампула с ураном была доставлена военными на подмосковный аэродром. Здесь, как и подобает, гонца с ней встретили и тотчас передали ее лично начальнику военной разведки. Однако тут же подъехала черная легковая машина с зашторенными стеклами и ампулу взяла высунувшаяся на мгновение рука… Чья? Лаврентия Берии. Он не признавал никаких авторитетов — кроме собственного. Все полученное и добытое было его.

Однако американцев было, естественно, не опередить. Это понимали все. Кроме Сталина. Не раз писалось, как спокойно отреагировал вождь на вроде бы и вскользь брошенное ему при встрече замечание нового президента США Трумэна об испытаниях атомной бомбы.

Но вот о взбучке, устроенной Иосифом Виссарионовичем тому же Берии после ремарки Трумэна, известно мало. Вождь рвал и метал, вышел из себя, забыл обо всех правилах приличия. Тут, когда на какой-то момент пропала вера в гений Курчатова, могло и с Игорем Васильевичем, и даже с Берией случиться и самое непоправимое, не раз в нашей стране происходившее. Но пронесло. Или было не до репрессий? Оба уцелели, нервный приступ, точнее, припадок Сталина остался практически без последствий. Разве что уже в августе 1945-го создали Специальный комитет под председательством Берии, в который помимо высоких государственных мужей вошли и лучшие научные кадры во главе с Курчатовым и ведомыми им академиками Капицей и Иоффе. Все виды разведки тогда безоговорочно подчинялись Лаврентию Павловичу.

Тут развернулся и Судоплатов. Правда, некоторые действия его отдела «С» были, как выяснилось, бесполезными. Расчет на великого Оппенгеймера не оправдался — он всячески выказывал нашей стране искреннее уважение, но не больше. Данных о передаче им или его людьми хоть каких-то атомных разработок нет — разве что в книгах уважаемого Павла Анатольевича.

Зато, не щадя себя и рискуя головой, на Советы трудились ученые рангом поскромнее и возрастом помоложе. Но что касается «друга Советского Союза» не менее великого Нильса Бора, то датчанин после «экскурсии» Терлецкого и К° осенью 1945-го не только сообщил об имевших место беседах контрразведке, но и передал ей присланные заранее из Москвы вопросы, на которые он дал уклончивые и обтекаемые ответы.

Однако надо же было что-то делать и отделу «С»… А если бы попытка выудить у Бора нечто более конкретное, чем то, что уже значилось во многих научных статьях, удалась? Абсолютно бесполезной ту поездку считать никак нельзя. Ее афишировали для пребывающих в плену заветных имен Сталина и Берии как весьма успешную. Для разведки тоже получилась определенная польза: ясно, что на Бора как на помощника, не говоря уже об источнике, надеяться никак нельзя. Пусть лучше борется за мир во всем мире, слывя верным другом Советского Союза.

Кстати, теперь известно, что и Яков Петрович Терлецкий, в отличие от того, что говорили и писали многие, все же исправно трудился как раз по ведомству Берии. Но не всем же носить напоказ погоны с большими звездами. Профессор Терлецкий оказался полезен и в роли некого погонялы, и определенного посредника в связке «разведка — ученые-атомщики», и старательного письменного переводчика, и автора отрывочных воспоминаний, в которых признавалось: без агентурных данных атомную бомбу испытали бы не 29 августа 1949-го, а годками пятью — десятью позже.

Берия сыграл в этом прорыве важнейшую роль — вероятно, за это ему в аду подадут стульчик, чтобы чуть отдохнул… А Сталин, по иным отзывам не до конца поверивший в успех испытаний в Семипалатинске и сухо принявший победный рапорт Берии, разбудившего его поздним звонком, вскоре уразумел: Лаврентий и Курчатов его не обманывают. В не слишком растиражированных и не очень толковых мемуарах начальника сталинской охраны генерал-лейтенанта Власика коряво, однако правдиво описан любопытный эпизод. Власик годами и с переменным успехом соперничал с Берией за близость «к телу» вождя. Несколько лет до первого атомного испытания охранник брал вроде бы верх. Берия был не то что бы отстранен от дел, а, с точки зрения генерала, не имел уже прежней власти и доступа к Сталину, а два предшествующих взрыву в Семипалатинске года вообще находился чуть ли не в опале. Но вот что откровенно пишется в «Записках Н. С. Власика». Во время отдыха Сталина на юге к нему приехал Берия и «продемонстрировал фильм о законченных испытаниях отечественной атомной бомбы. Это явилось переломным моментом в отношении Сталина к Берии. После двухлетнего, довольно пренебрежительного отношения к Берии, которого он не скрывал, Сталин вновь вернул ему свое расположение. Тов. Сталин подчеркивал, что только участие Берии принесло такие блестящие результаты. Изменилось отношение Сталина к ставленникам Берии…» А вскоре сам Власик попал в немилость и «пошел по этапу».

Да, атомная бомба меняла эпохи, уклады, жизни.

Имя академика Петра Леонидовича Капицы не раз появляется в этой книге. Меня, не скрою, изумил рассказ Эвелины Вильямовны: это ее отец уговорил упиравшегося Капицу бросить сытую, размеренную, в научном отношении интереснейшую жизнь в Англии, оставить своего любимого учителя Резерфорда и вернуться в Советский Союз. Возможно, исключительно подкованный в техническом отношении Фишер сманил Капицу открывавшейся перспективой работы над проблемами если не атомной бомбы — тогда ее даже не было и в проектах, то над некими проектами в области использования урана.

Капица, вскоре переживший дома, в СССР, и аресты соратников, и массовые репрессии, тем не менее на Фишера был не в обиде. И даже, вспомним Эвелину, в свое время не отвернулся от опального разведчика — не побоялся подкидывать сидевшему без работы Вильяму Генриховичу технические переводы. Поступок по тем временам геройский.

Но и Фишер вернул стране не просто друга величайшего ученого Резерфорда. Российский ученик англичанина был исключительно талантлив, а его смелость, научная и гражданская, признавалась даже многочисленными противниками. Не сомневаюсь, что на первых стадиях советского атомного проекта Петром Леонидовичем было совершено немало.

И вдруг — полное охлаждение к атомной теме. Меньше чем через полтора месяца после включения в Специальный комитет академик обращается к Сталину с жалобой на товарища Берию. Для начала обвиняет того в «недопустимом отношении к ученым», то есть в элементарном невежестве и грубости. В конце ноября 1945-го Капица вообще решается на немыслимое: просит освободить себя от членства в комитете. Чем мотивировал? А тем, что «у товарища Берии основная слабость в том, что дирижер не только должен махать палочкой». Работу над атомной бомбой обозвал «ненормальной», умело наступив и на любимую мозоль прижимистого товарища Сталина: «То, что делается сейчас, не есть кратчайший и наиболее дешевый путь к ее (бомбы. — Н. Д.) созданию».

Оскорбление для маршала Берии страшенное. И за гораздо более осторожные упреки многие люди даже уровня Капицы платились седыми головами. Но разбираться хорошо знакомыми методами со всемирно известным академиком вождь не торопился. Предложил Берии самому уладить отношения со строптивой знаменитостью. На телефонный звонок маршала Петр Леонидович ответил неслыханной по тогдашнему времени дерзостью, предложив тому, если надо, приехать к нему самому.