Абель-Фишер - читать онлайн книгу. Автор: Николай Долгополов cтр.№ 63

Им «платили» идеологией, которую они разделяли. Эта волшебная штука была для них поважнее банкнот. Интербригады гражданской войны в Испании объединили и спаяли тысячи антифашистов, невольно превратив их в огромный подготовительно-отборочный класс советской разведшколы. Оттуда, из Испании, в ряды бойцов-невидимок шагнули десятки наипреданнейших. Вопрос-то стоял просто: фашизм или демократия? Ее можно было сохранить, лишь вступив в союз с Советами. И многие предпочитали неизбежное присутствие красного флага — хотя бы потому, что коричневый фашизм был отвратительнее.

Коэн прошел по всем ступенькам, ведущим в друзья СССР. Член Лиги молодых коммунистов, еще в детстве слышавший на нью-йоркской Таймс-сквер Джона Рида — писателя, одного из организаторов компартии США («Это лучший оратор в моей жизни»). Студент-агитатор, расклеивающий ночью листовки в студенческом кампусе. Распространитель компечати и штатный парторганизатор.

Он получил диплом преподавателя истории, но курс исторических истин осваивал в Испании, куда отправился сражаться под именем Израэля Ольтманна. Ему везло и не везло, он стрелял и убивал, а в сражении при Фуэнтес д’Эбро был ранен в обе ноги. Положили в госпиталь и четыре месяца лечили в Барселоне. Потом он уже сам выхаживал лежачих, проклинавших Франко, который одерживал победу за победой. Вот тут-то в 1938 году 50–60 человек выздоравливающих отправили прямо на грузовике в двухэтажный особняк, картинку которого Моррис демонстрировал мне в прихожей. Особнячок и довел Коэна до Москвы. Он оказался третьим из американцев, которых вызывали «на интервью»: «Сомневаюсь, чтобы все, с кем говорили, пошли в Службу. Я — пошел».

Считается, будто с ним беседовал резидент НКВД Александр Орлов и что Моррис — его последняя вербовка, после чего Александр Михайлович пропал… Однако Коэн версию о том, что его завербовал Орлов, высмеял. Были другой человек и другая беседа в том самом особнячке с четырьмя колоннами. Но результат получился тот же: в 1939 году, когда развернулась в Нью-Йорке международная выставка, в кафе от нее неподалеку к нему подсел приехавший из Москвы студент. Затем приятный паренек как-то заглянул в его скромное нью-йоркское жилище и протянул сломанную расческу.

— Вещественный пароль, — едва ли не в один голос вырвалось по-русски у сидящих с нами за столом офицеров СВР.

— Моя половинка расчески, захваченная из Барселоны, пришлась точь-в-точь к половинке расчески моего юного друга. Он был первым из русских, с кем я стал работать.

Связник по имени Твен (Семенов) в донесениях, отсылаемых в Центр, называл Морриса его кодовым именем Луис. Вскоре Луис с разрешения Центра привлек в свою группу собственную жену Леонтину, трудившуюся на военном заводе.

Как-то они на пару вывезли с предприятия новейший пулемет в сборе. Но это так, к слову, один из эпизодов их разведдеятельности. Моррису он запомнился лишь потому, что ствол был тяжелый, длинный и никак не помешался в багажник машины с дипломатическим номером.

Кто вы, Моррис Коэн?

Так кто же на самом деле Коэны? В некоторых зарубежных изданиях его, хоть и с долей сомнения, называют американцем — ее же зачислили в русские разведчицы. Мол, заброшенная в Штаты Леонтина якобы фиктивно вышла замуж за Морриса. Ерунда! Леонтина Тереза Петке родилась в Массачусетсе. Родители эмигрировали в США из Польши, и в жилах ее действительно течет славянская кровь. Член компартии США, профсоюзная активистка, она познакомилась с будущим супругом там, где и должна была по логике познакомиться — на антифашистском митинге. Догадывалась о связях мужа с русскими, а затем работала с ними из тех же побуждений. Незадолго до ее кончины СВР помогла осуществить одной из ценнейших своих агенток предсмертную мечту — в Москву из Штатов приезжала родная сестра Леонтины. Собиралась приехать еще… Формально въезд в родную страну не закрыт был и для Лесли. Повторюсь, что ни против нее, ни против мужа никаких официальных обвинений в США не выдвигалось.

Отец Морриса родом из-под Киева, мать родилась в Вильно, а жили в Нью-Йорке в районе Ист-Сайда. Коэна американцы признают своим: раскопали, что в колледже он был отличным игроком в американский футбол и даже получал спортивную стипендию. Моррис подтвердил, что играл: «Может, поэтому у меня до сих пор так болит и ноет по ночам разбитая на игре в Миссисипи коленка?» Остались ли у него в Штатах родственники, он не знает. Возможно.

Детей у Морриса с Леонтиной не было, и о причинах, «почему нет», догадаться, надеюсь, несложно: могли в любую минуту арестовать, бросить в тюрьму. Хотя есть и другая версия, но довольно и этой.

Люди, знающие чету Коэнов достаточно близко по их московскому и окончательному периоду, рассказывают, что у старичков-разведчиков была идеальная совместимость. Верховодила, правда, Лона, однако решения принимал, как в США и в Англии, молчаливый Моррис. Лона щебетала по-русски, он погружался в книги на английском. Во время встречи сам признался мне, что больше года не читает — отказали глаза.

Но в 1954 году, когда 44-летний «новозеландец» Питер Крогер с супругой появился в Лондоне, глаза у него были орлиными. У Гордона Лонсдейла была отличная пара надежных связников-радистов.

Они проработали в Англии до 1961 года. Арест застал их врасплох, хотя за пару дней до провала и почувствовали слежку. Столько шпионских принадлежностей сразу, сколько их отыскали в домике на Пендерри-райз, британская контрразведка еще не видела. Супруги уже отсиживали свой срок, а в саду, в доме новые жильцы то и дело натыкались на запрятанные, закопанные в землю шпионские реквизиты.

Причина ареста трагически банальна — предательство. Предал Крогеров и Лонсдейла разведчик дружественного нам в то время государства. Суд продолжался лишь восемь дней. Дружище Бен получил на пять годков больше, чем люди под фамилией Крогеров, осужденные на 20 лет: троица наотрез отказалась сотрудничать и с английской контрразведкой, и с судом. Лонсдейл взял всю вину на себя, а Крогеры, вопреки пудовым уликам в виде радиопередатчиков и прочего, настаивали на полной невиновности. Тяжкий приговор был, по крайней мере внешне, воспринят ими с профессионально сыгранным безразличием. Крогеры сохраняли его все девять лет мотаний по британским исправительным заведениям.

— Одна тюрьма была омерзительнее другой, — передергивает плечами Моррис. — Меня переводили из камеры в камеру, перевозили с места на место. Боялись, убегу. Или разложу своими идеями заключенных. Сидел с уголовниками, и люди, с которыми я отказывался сотрудничать, надеялись, что сокамерники сломают «русского шпиона». А я находил с ними общий язык. Видите в уголке на стуле здоровенного медведя в немыслимо голубом плюше? Мне подарил его в тюрьме на день рождения знаменитый налетчик, совершивший «ограбление века» — тогда из почтового вагона увели миллион фунтов стерлингов наличными.

— Вы отсиживали в солидной компании…

— Меня с тем парнем действительно считали особо опасными. И Блейка ^[10] тоже. Нас с Джорджем судили в том же 1961-м, и вдруг мы каким-то чудом или по недосмотру оказались вместе в лондонской тюрьме Скрабе. Вот кто стал другом до конца жизни! Мы говорили обо всем на свете и находили общий язык, словно сиамские близнецы. Мои 20 лет казались шуткой по сравнению с его приговором в 42 года. И Джордж сбежал. Ничего другого не оставалось…