Легендарные разведчики - читать онлайн книгу. Автор: Николай Долгополов cтр.№ 25

Но расскажу вам историю, которая едва не закончилась трагедией. Вдруг получаем мы из соседнего Борисова тревожный сигнал: абверовцы попытаются подбросить в отряд через засланных диверсантов какую-то отраву. У нас с едой было строго. Рядом с колодцем, который сами и вырыли, — всегда часовой. У котла с пищей, рядом с поваром — тоже. И тут из одного нашего отряда срочно докладывают, что в общем котле, за которым наблюдают постоянно, обнаружен мышьяк.

Практика у нас была такая: перед раздачей пищи повар, медсестра, иногда дежурный снимали пробу. А тут показалось, что у варева цвет какой-то странный. Отдает голубизной. Отрядная наша кошка еду лизнула и сразу начала корчиться — точно мышьяк.

Пришлось задержать сразу восьмерых: и повара, и партизан, что рядом с варевом крутились и картошку чистили. Расследование ведем, от одного за другим бойцов подозрения отметаем. И остается один партизан. Сам — из военнопленных, из лагеря бежал… Но идем дальше, расследуем шаг за шагом. Выясняется картина довольно странная. Вроде как вернулся он за пару часов до обеда замерзший, аж жуть. И захотел горячей водичкой из котла чуть отогреться. Зачерпнул своей кружечкой из общего котла. Потом выяснили, что бегал партизан в соседнюю деревню на встречу с женщиной, которая, как сама говорила, удрала от немцев из Минска. Удалось ее нам выманить из деревушки поближе к лесу. Обыскали ее, и партизанский доктор подтвердил: найденное при ней вещество — мышьяк.

Вот вам и история. А мог бы весь отряд, как околевшая кошка, полечь.

На мой вопрос, может, и наивный, что с такими мерзавцами делали, Иван Прохорович Дедюля ответил просто: расстреливали. Такая уж тут была война. Но самосуда — никакого. Следствие, допросы проводили самые настоящие. И когда вину твердо доказывали, докладывали об этом в подпольный райком партии. Работал там специальный уполномоченный особого отдела. И если приговор подтверждался, то приводили его в исполнение. Но никогда, подчеркнул мой собеседник, партизаны этим не злоупотребляли.

Случалось, партизаны в боях несли тяжелые потери. Раз взяли немцы отряд в петлю, потеряли тогда убитыми около ста человек. Хоронили погибших в лесу. Ставили метки. И крест — как положено. Имя писали не всегда. Иногда только делали пометки в блокноте. Вырывались партизаны из фашистского кольца, снимали немцы блокаду леса, и бойцы отряда перевозили с этого партизанского кладбища останки своих товарищей на общегражданское. Ведь могли фашисты над останками надругаться.

Спросил я и о том, что же делали партизаны с пленными.

— Кто ж из немцев сдавался, — вздохнул Дедюля. — Или все патроны у них выходили или убивали в бою. Да и сдаваться им не давали. Свои же, в основном фельдфебели, могли запросто подстрелить, увидев, что рядовой не так отстреливается, пытается убежать. Нет, немец тогда рук не поднимал.

Пару человек мы все-таки в плен взяли. Один честно с нами сотрудничал. Куртом звали — Курт Ланге. Хороший малый, не фашист, а мобилизованный работяга. Отстреливался до последнего патрона. Мы его на автомагистрали захватили, когда он сам залепетал: «Гитлер капут, Гитлер швайне…» Я немножко знал немецкий, ведь в могилевском институте нас учили.

Ну, и Ланге мы предупредили: надумаешь бежать или еще какие глупости, будет пух-пух и вообще очень плохо. Но плохо не было. Наоборот, Ланге обезвреживал мины, вынимал тол из неразорвавшихся бомб: взрывчатки-то у нас почти не было. Ланге нам пригодился. Десятка два бомб обезвредил, вывинчивая взрыватели. Мы потом из этого свои бомбы делали и взрывали на железной дороге и на шоссе Минск — Москва.

Как-то после бомбежки поздней осенью 1942-го нашел этот Курт Ланге две неразорвавшиеся бомбы. Положили они с возницей эти две штуковины по 100 килограммов на сани и поехали. Тут ненастье — то дождь, то снег мокрый, сани и занесло. Бомба о бомбу стукнулась, и взорвались они. Так, что ни возницы, ни лошадки, ни друга и товарища нашего по борьбе с фашизмом честного немецкого солдата Курта Ланге…

Как вышли на Пеньковского

Мы не раз встречались с Иваном Прохоровичем. Полковник внешней разведки в отставке был больше склонен к воспоминаниям о войне и не очень-то любил обсуждать дела своего чекистского ведомства. Не отпускало его партизанское прошлое. Но однажды сам позвонил мне: приезжайте, есть одна история, связанная с 1944 годом. Я примчался, и Дедюля впервые по-настоящему раскрылся, выложил сенсационные подробности о поимке Олега Пеньковского — одного из самых ненавистных предателей в истории советских, да и российских спецслужб.

Считалось, что поимка «крота» Олега Пеньковского — полностью заслуга наших контрразведчиков. Это они вышли на полковника ГРУ, два года передававшего секретные сведения американской и английской разведкам. Он нанес огромный, во многом невосполнимый ущерб Советскому Союзу, был в 1962 году арестован, предан открытому суду и казнен. «Дело Пеньковского» считается наиболее громким за всю историю отечественных спецслужб. Казалось, все подробности поимки предателя № 1 известны и подробно приведены в многочисленных книгах и кинофильмах.

Но есть и версия полковника Дедюли. Предупреждаю, что документального подтверждения ее нет. Но право на существование рассказ о том, кто и каким образом помог выйти на предателя, бесспорно, имеет.

Сигнал о том, что в советских спецслужбах завелся «крот», пришел из… нейтральной Австрии.

— Иван Прохорович, давайте еще раз уточним, в каком качестве вы находились в Австрии?

— Ко времени отъезда в Вену я уже трудился в Первом главном управлении — теперь это Служба внешней разведки. А до этого был чистым дипломатом. Видимо, разведка приметила меня еще в Берлине: был такой Борис Наливайко, работал в консульском отделе. На берлинском мосту Глинике вместе с несколькими коллегами менял нашего Абеля — Фишера на американца Пауэрса. И, вероятно, Борис подсказал кому-то, что трудится в МИДе стоящий человек. Вызвали меня на Старую площадь в ЦК и прямо говорят: есть, Иван Прохорович, предложение укреплять органы, искоренять бериевщину, так что оказываем вам высокое доверие. Я им: братцы, сколько ж мне можно менять профессию? И учителем был, и военным, и партизаном, и дипломатом, а теперь — всё сначала. Пришел домой, а жена мне: ты о семье подумай, у тебя три сына и дочь. Вот это все мои сомнения и развеяло. Чтобы дети мои спали спокойно, имели вместе с моей страной прочное будущее, иду в разведку. И меня приняли в одно управление, сначала помощником начальника отдела, затем заместителем начальника отдела. А возглавлял эту работу знаменитый Александр Коротков.

— Тот самый, которого называли «королем нелегалов»?

— Человека этого я высоко ценил. А в Австрии я занимался вопросами ГП — главного противника.

— Если не ошибаюсь, так раньше называли американскую разведку.

— Не ошибаетесь. В Вене я без малого четыре года — с 57-го по 61-й — проработал заведующим консульским отделом посольства. С австрийцами отношения сложились хорошие, называли они меня генеральным консулом. И вот 9 мая, точно год называть не буду, возлагали мы с сотрудниками посольства венки к мемориалу советским воинам-освободителям. Австрийцев, наших друзей, приходило много — все с цветами. Картина — трогательная. И тут к нам с военным атташе обращается незнакомый человек лет пятидесяти. И на слабом, но понятном русском: «Поздравляю с праздником, благодарю за освобождение. Я вам тоже лично обязан, особенно вот этому товарищу, генеральному консулу». И показывает на меня.