Увидев это странное зрелище, Ру оттолкнул от себя Васильева, видимо, собираясь уходить, но Андрюха упрямо лез вперед, не выпуская противника. Он крутанулся на скользкой тропинке и ботинками подсек Крошку под ноги. Ру повалился на спину, ноги его взлетели выше головы, из груди вырвалось приглушенное: «Хы!»
Медленно, словно из последних сил, Андрюха перелез через тело оглушенного противника и стал неловко дубасить его кулаками по груди. Пришедший в себя и отдышавшийся Ру коротким движением руки, впечатав пятерню в лицо, смел Андрюху с себя, как пушинку.
– Ты чего, совсем больной? – выкрикнул он, держа разъяренного Васильева на расстоянии вытянутой руки. – Придурок! – Он ловко перехватил его за шиворот, протащил по широкому полукругу и ткнул лицом в снег. Еще. Еще.
Он бы его совсем утопил, если бы сбоку медленно не зашел невозмутимый Сидоров. Он выхватил пригоршню снега прямо перед носом увлеченного своим делом Рудалева и сунул ему за шиворот.
– Да ты чё? – резко выпрямился Крошка, хватая руками воздух за спиной. Снег стремительно таял, противные ручейки побежали по спине в штаны. – Ай, ай!
Он задергался, завертелся на месте, пытаясь вытряхнуть снег из-под куртки. Но для этого ему пришлось потянуть свитер из-под ремня и через низ вытряхнуть ошметки подтаявшего снега.
– Остынь, – коротко прокомментировал случившееся Генка.
– Эй, эй, эй! Прекратите! – допрыгала до них перепуганная Курбаленко. Она сжала кулачки и потрясла ими в воздухе, словно надеясь, что от этого движения разверзнутся небеса и на землю падут громы и молнии.
Но ничего не произошло. Закончив отряхиваться, Рудалев медленно заправился, оглядывая собравшуюся компанию. К ней присоединилась невидимая для бэшек, но заметная Крошке Ру Жеребцова – она стояла за заборчиком и изо всех сил сдерживалась, чтобы не броситься на помощь любимому – о том, что она была влюблена в Крошку Ру, знали немногие. Глаза ее были полны восхищения.
Вдруг Крошка Ру задрал голову и ткнул пальцем куда-то в небо.
– Гляди, птичка, – гыкнул он, заставив девчонок и Сидорова посмотреть в указанную сторону. – Эх!.. – коротко выдохнул он, подпрыгивая и занося ногу. Приподнимающийся Васильев от такого удара непременно бы осуществил свою мечту рассчитаться с этой жизнью, но Быковский оказался быстрее. Мысок ботинка врезался в сугроб, поднимая фонтан снега. Уже готовый ударить Ру машинально отклонился, пряча лицо. Обессиленный Васильев снова повалился на дорожку. Курбаленко упала перед ним на колени.
– Андрей! – прошептала она и вдруг икнула. – Ненормальный! – подняла она голову. – Ты чего сделал? – стукнула она кулаком по ботинку стоящего рядом Ру.
Дверь хлопнула, выпуская новую группу.
Крошка тяжело дышал, как конь, остановленный на полном скаку. Мимо шли люди. Они смеялись, весело переговаривались, и достаточно было одного крика, чтобы все повернули головы и разглядели, что здесь происходит.
Казалось, что от Рудалева сейчас пар повалит – настолько тяжело ему было сдерживаться. От нетерпения он сжимал и разжимал кулаки, раздувал ноздри, а народ все шел и шел. Сначала из Центра, потом повалил к крыльцу. Кто-то задел валявшийся неподалеку рюкзак Рудалева. Так что ему пришлось отвлечься, и пока он вытаскивал из-под ног свою собственность, боевой дух в нем заметно улетучился.
– Ладно, – пробормотал он, встряхивая обнесенный снегом рюкзак. – Замнем для ясности.
И он пошел вокруг Центра, где ему навстречу выскочила Жеребцова и стала что-то с жаром говорить, тыча пальцем в тесную группку 9-го «Б». Крошка Ру махнул рукой и пошел дальше, забирая с собой все еще быстро что-то говорящую Наташку.
Васильев, успевший в драку вложить всю свою ярость, боль и разочарование, сейчас был несказанно доволен. Он медленно перевернулся на спину и раскинул руки, чем вызвал ужас на лице Курбаленко. Она только-только разглядела, как сильно ему досталось.
Давно Васильеву не было так хорошо. Если бы Андрюхе сейчас предложили подраться с самим Алексом, он бы с удовольствием согласился. Он чувствовал, как с каждым ударом в нем просыпалось подзабытое удовольствие от этой жизни.
– М-да, – философски изрек Сидоров, изучая лицо Васильева. Здесь было все – из носа текла кровь, на скуле красовалась ссадина, подборок припух, выдавая место будущей хорошей шишки с синяком. – Пикассо отдыхает, – согласно кивнул он, вставляя наушник в ухо.
– Слушай, – Быковский нервно тер руки, очищая их от снега. – А чего он пошел-то? Мы же не сказали, что хотели.
– А, черт с ним! Потом скажем, – хихикнул Андрюха, приподнимаясь, и тут же зашелся в болезненном кашле.
– Ой, Андрюша, – схватилась за щеку Курбаленко. – Тебе к врачу нужно. А еще тебя Ксюша ищет. Ой, она чего-то такое там говорила…
– Пускай ищет, – Васильев сел и потряс головой. Мир вокруг него взбаламутился. Чтобы не опрокинуться обратно на спину, Андрюха подставил руку. – Чем это Ру меня? – пробормотал он, осторожно трогая голову.
– Интеллектом, – хмыкнул Сидоров, включая плеер.
А из Центра все шел и шел народ. Среди проходивших мелькнула низкая Репина под руку с каким-то бледным светловолосым парнем с большим походным рюкзаком за спиной.
– Супер, – последний раз хлопнул ладонями Быковский. – Пойду позвоню Гараевой, отчитаюсь об успешно проведенной воспитательной работе. Андрюх, ну, ты молоток!
– Я, кажется, придумал, где достать деньги на билет в Махачкалу, – хрипло произнес Андрюха, прикладывая к разбитым губам снег. – Давай наймемся к Репиной телохранителями и будем каждый день на Крошке Ру упражняться? Ну, или на Алексе? Мне понравилось.
– Ты, это, встать сам сможешь? – мрачно хмыкнул Павел, протягивая однокласснику руку.
– Да чего тут? – отмахнулся Васильев, не представляя всех последствий столкновения с десятиклассником.
– Чего завтра-то? – Быковский со знанием дела изучал Андрюхино лицо – с такими синяками ему лучше было в школе не появляться.
– А чего завтра? – Васильев провел пятерней по лицу и, не глядя, вытер руку о штанину. – Завтра будет завтра.
– Я пошел! – Сидоров был все такой же ссутулившийся, как и в начале встречи. – Если что – я дома. Но вроде больше ничего не должно быть. Крошка Ру, он с башкой, не привяжется больше.
– Тебя надо отчистить. – Павел с тревогой оглядывал поверженного одноклассника. – Пойдем ко мне.
– Ну да, мне только с твоей матерью встречаться, – покачал головой Андрюха. – Она мне еще пару синяков добавит и за дверь выставит.
– А может, ко мне? – пискнула Курбаленко, но настолько неуверенно, что Васильев даже не посмотрел в ее сторону.
– Ладно, я домой, – поднялся он с земли. – Мне тут позвонить кое-кому надо.
Андрюха ковылял по улице, и ему было очень хорошо. Так, наверное, хорошо бывает, когда выходишь из больницы после тяжелой-тяжелой болезни. Из такой болезни Васильев сейчас и выбирался. И вроде бы ничего вокруг не случилось. По улице брели мрачные, недовольные жизнью люди, вместе с сумраком на город опустилась слякотная хмарь. Но все это уже было неважно. Главное, Андрюха понял, что жизнь может быть разной, что боль и печаль непременно сменяются победами, что когда заканчивается что-то одно, приходит что-то другое. Что даже когда наступает самая безвыходная ситуация, надо просто немного подождать, и судьба сама подкинет правильные ответы на предложенные задачки. И не стоит искать виновных. Жизнь – штука относительная, и любая вина зависит всего лишь от точки зрения.