Муж ее Уилл рассмеялся:
– Нет, ты скажи, почему так долго копалась? Я уж тебя заждался.
– Знаю, милый, знаю. Но я не пыталась растянуть свою жизнь. Наверное, здоровье у меня крепкое.
Племянник Джин тоже очень обрадовался тетушке и первым делом спросил, как там Дена.
– У нее все хорошо, мой дорогой. Она вышла за симпатичного доктора и очень счастлива.
– Правда?
– Да, конечно, на прошлой неделе Норма получила от нее письмо.
– Хорошая новость, спасибо, что сообщила. Как поживает Норма?
– Непоседлива, точно кошка, и все такая же душенька, – засмеялась Элнер. – Я буду по ней шибко скучать. И по малышу Мэкки тоже.
Она огорчилась, что многие старожилы уже сгинули, но и с теми, кто остался на холме, ей было приятно поболтать. В земной жизни народ любил обсуждать свои хвори, а теперь говорил лишь о том, что привело его на кладбище.
Миссис Белл уже в десятый, наверное, раз поведала свою историю:
– Значит, врач звонит мне и говорит: «Очень жаль, миссис Белл, но у вас рак, и мы должны начать лечение немедленно». Не морочьте мне голову, отвечаю, некогда мне цацкаться с этим раком, у меня дел по горло. К врачу носу не казала и прожила еще пять лет. Да уж, сколько тебе отпущено, то – твое, и я свое пожила, никаких обид. Самое смешное, что померла-то я от сердечного приступа.
– Вряд ли вы знаете, Элнер, а меня вот прикончил клещ, – сказал Густав.
– Ох ты! Где ж ты его подцепил?
– На Аляске. Завалил лося и с него хватанул клеща. Началось заражение, через неделю я сыграл в ящик.
– Выходит, лось с тобой поквитался.
– Похоже, так, – засмеялся Густав.
Малыш
Мэкки обедал в кафетерии, когда в окно увидал Томми Линдквиста Младшего – нынешнего героя школьной футбольной команды. Все встречные ему радостно улыбались и махали руками.
Некогда Мэкки и сам был Малышом – всеобщим любимцем, который сделал победный тачдаун и женился на Норме, первой городской красавице. Он был тем, кто, конечно же, горы свернет. Тем, кому все улыбались и махали. А потом в один прекрасный день все закончилось.
После Кореи пришлось помогать отцу в магазине. Мэкки даже не пробовал стать профессиональным футболистом, чего все от него ожидали.
Теперь он слегка облысел и хрустел коленками, и кто-то другой был Малышом. Его и сверстников потеснило следующее поколение молокососов. Теперь он всего лишь пожилой никчемный дядька, который сидит и смотрит на невероятно самоуверенного паренька, незыблемо убежденного в своей вечной удаче. Бессмысленно говорить ему, что оглянуться не успеет, как счастливые деньки закончатся и он будет гадать, что же произошло: он-то думал, что только начинает жить, и вдруг оказалось, жизнь почти прожита. Как там в песне поется – «И это – все, что ли?» Да нет, так не годится.
Что-то я разнюнился, подумал Мэкки. Наверное, тоскую по тете Элнер. Невозможно осознать, что больше никогда ее не увидишь. Он знал ее с самого детства. Родители покупали у нее яйца, потом он женился на ее племяннице. До самой своей смерти она называла его «малыш Мэкки», и он чувствовал себя молодым. Да что ж с ним такое-то, черт бы его побрал? Надо же, уставился в окошко и жалеет себя. Господи, жизнь так скоротечна… Тратишь ее на всякую ерунду, но когда это поймешь, уже слишком поздно и ты превратился в старого пердуна, чье время ушло, и ему осталось только завидовать юнцу.
Подошла молоденькая официантка. Мэкки отер глаза и высморкался в салфетку.
– С вами все хорошо, мистер Уоррен? – спросила девушка.
– Все нормально. – Мэкки шмыгнул носом. – Борюсь с простудой.
– Еще кофе?
– Да, пожалуйста. Бекки, ты не раздумала осенью поступать в техникум?
Девушка чуть нахмурилась:
– Не знаю, мистер Уоррен. По обстоятельствам.
– Послушай, если дело в деньгах, мы с Нормой охотно одолжим тебе, сколько надо.
Бекки опешила:
– Правда?
– Ну конечно. – Мэкки посмотрел на девушку: – Не торчи здесь, Бекки, езжай. Не теряй времени, дорогая.
Вербена неудачно зашла в туалет
Кроме воссоединения с любимым мужем, множеством родных и друзей, Элнер радовалась тому, что в будущем ее земные подруги разместятся неподалеку от нее – Вербена, Руби и Тотт купили соседние участки. Значит, все как раньше. Те же люди, только адрес другой. Первой явилась Вербена – в буквальном смысле рванула на холм.
Узнав о ее прибытии, Элнер Шимфизл очень обрадовалась давней приятельнице и еле дождалась, когда та поздоровается с родными.
– Привет, Вербена! Как хорошо, что ты здесь, я по тебе истосковалась.
– Я тоже соскучилась. Я была на твоих похоронах, Элнер, и положила тебе цветы.
– Спасибо. Прости, что не смогла ответить тем же.
– Пустяки. Ты знаешь, Лютер Григз купил твой дом.
– Да, мне сказали. Как самочувствие, дорогая?
– Приличное. Нога больше не болит, но, если честно, особой радости нет.
– Правда? – удивилась Элнер. – Но почему, дорогуша?
– Злость берет, что я умерла, вот почему. Десять лет я копила на поездку в Калифорнию, но теперь никуда не еду, причем билет мой не подлежит возврату.
– Ой, сочувствую. А что случилось, ты заболела?
– Вовсе нет. Я так и знала, что смерть моя будет нелепой. Всю жизнь, Элнер, я старалась быть дамой – не сквернословила, не курила на людях, всегда имела чистый носовой платок, ни разу не пропустила воскресную службу. А в результате – взорвавшийся унитаз выстрелил мною в потолок.
– Не может быть!
– Вот так вот. Очень надеюсь, что в некрологе умолчали о причине смерти. И вот что я тебе скажу: Джастин Кламп разбирается в сантехнике как свинья в апельсинах. Когда эта штуковина забарахлила, я сказала Мерлу, чтобы вызвал водопроводчика из фирмы О’Делла. А ему, видишь ли, там показалось дорого. Ты же знаешь, какой он скупердяй. Помнишь, как он купил остатки искусственного газона? Все разного оттенка. А подержанный комплект для ванной? В нем же ничего не работало. Вечно так: грош наживает, а два проживает. Вот пусть теперь радуется, что сэкономил десять баксов: я – покойница, он – вдовец.
– Очень жаль, что сорвалась твоя поездка в Калифорнию, но постарайся увидеть и положительную сторону во всей этой истории. Скажем, ты все-таки довольно долго пожила на белом свете.
Элнер очень обрадовалась, что Лютер купил ее дом. Тот дом, в котором он, можно сказать, вырос.
Учеба ему не давалась, и он был готов бросить школу, но Элнер неустанно вдалбливала:
– Дорогой, каждый в чем-нибудь да хорош. Главное, понять – в чем.