– Да, у такого чая будет привкус металла.
– Не только. Если вы нальете хороший чай в кружку из грубого фаянса, он тоже не будет по-настоящему вкусным. Больше того – вы не получите настоящего удовольствия, если будете пить чай из чашки просто некрасивой, грубой расцветки, с вульгарным рисунком. А вот если хорошо заварить чай и разлить его по красивым старинным чашкам тонкого саксонского фарфора, – Владимир Михайлович поднял свою чашку и залюбовался ею, – вот тогда чай полностью раскроет вам свою душу… кстати, мне почему-то кажется, что больше всего подходят для чая именно такие чашки, синие с золотым рисунком… вообще, для полноценной жизни человек должен быть окружен красивыми вещами – красивой мебелью, красивой посудой…
Лариса посмотрела на своего визави из-под ресниц и заметила, что он немного рисуется. И одет сегодня хоть и просто, но все же джинсы не такие вылинявшие, и рубашка, конечно, неглаженая, но зато чистая. И выбрит аккуратно. Чудеса! Уж не для нее ли он старается? Неужели она дала повод? А что, торчит здесь столько времени, все время у него на глазах. Ладно, нужно это использовать.
– Ну да, в человеке все должно быть прекрасно… как там говорил Чехов… – поддакнула она.
– Не только в человеке, но и вокруг него! Человек, окруженный красивыми, подлинными вещами, и сам становится лучше…
Лариса поняла, что он оседлал своего любимого конька и может говорить долго. Тем более когда его слушает симпатичная молодая женщина. Чтобы сменить тему, она проговорила:
– Кстати, я узнала, где работала моя покойная тетушка. Та самая, в чьей квартире я буду жить.
– И где же? – переспросил Владимир Михайлович без особого интереса.
– В музее. В музее-квартире художника Масальского. Я случайно узнала о существовании этого музея, я и о художнике-то этом никогда не слышала.
– Как же, Орест Масальский, интересный и своеобразный художник начала XX века, один из видных представителей стиля модерн…
«Все-то он знает», – с неудовольствием подумала Лариса.
– И вот что интересно, – продолжила она, – в этом музее я увидела одну картину, которую до того видела во сне.
– Действительно интересно. И что за картина?
Ясно было, что спросил это Владимир Михайлович чисто из вежливости. Как бы в ответ на ее мысли кот Ерофей, что сидел у Ларисы на коленях, напрягся и выпустил когти. Она успокаивающе почесала его за ухом и продолжала:
– Картина Масальского, называется то ли «Стрелок рассвета», то ли «Рассветный стрелок»… Я ее даже сфотографировала на телефон.
Лариса достала из сумочки свой телефон, нашла фотографию и показала ее Владимиру Михайловичу:
– Здесь ведь изображен тот самый ритуал друидов, о котором вы рассказывали?
– Да. – Реставратор внимательно разглядывал фотографию и вдруг удивленно произнес: – А это что такое?
– Вы насчет часов? – усмехнулась Лариса.
– Разумеется. Какие часы могли быть в Средние века? Разве что солнечные. А Масальский был художник серьезный, он не позволил бы себе такой анахронизм!
– Само собой. – Лариса следила, чтобы не выдать себя слишком заинтересованными вопросами. – Вилена, тамошняя сотрудница, она ужасно рассердилась, когда увидела эти часы. Сказала, что их раньше не было, что их кто-то пририсовал позднее из чистого хулиганства.
– И пририсовал очень тщательно, насколько я могу судить по фотографии. Вы понимаете, как это увеличить? Я не очень хорошо разбираюсь в этих современных игрушках.
Лариса взяла у него телефон и увеличила фрагмент фотографии, на котором были видны часы.
– Интересно, очень интересно, – бормотал Владимир Михайлович, разглядывая снимок. – Взгляните-ка сюда.
На циферблате часов было написано латинскими буквами какое-то слово.
– Название фирмы, наверное… – предположила Лариса. – Кажется, «Омега»…
– Действительно, есть такая старинная швейцарская часовая фирма… А можно еще немного увеличить?
Лариса увеличила изображение. Реставратор пригляделся к нему – и присвистнул:
– А вот и нет! Здесь написано не «Омега», а «Омела»!
– И правда… – Лариса взглянула на экран через его плечо. На снимке четко читались латинские буквы – «Omela».
– Может быть, это просто ошибка?
– Не похоже… буква «L» выписана очень тщательно. Человек, который нарисовал эти часы, был очень внимателен к деталям, он не мог так ошибиться… Омела… это ведь название той фирмы, за которой мы следили. Фирмы, в офисе которой собираются те люди, которые охотятся за нашими… то есть вашими наконечниками. Это не может быть случайным! Он… тот человек, который нарисовал часы, он этим хотел что-то нам сообщить!
Владимир Михайлович необычайно оживился, глаза его блестели. И Лариса поняла, что в данный момент она интересует его только в связи с расследованием сложной истории с наконечниками.
– Нам? – Она подняла брови.
– Пускай не именно нам с вами, но тому, кто будет заниматься этим делом. Для начала сами часы, которые должны привлечь к себе внимание. Потом слово «Омела», которое должно четко показать направление поисков, а дальше…
– Дальше? – повторила за ним Лариса, которая почувствовала, что Владимир Михайлович прав.
Следовало отнестись к данному факту серьезно.
– Дальше… нужно очень внимательно разглядеть эти часы.
Реставратор еще какое-то время смотрел на экран телефона, затем проговорил:
– Мне сразу показалось, что с ними что-то не так…
– Само собой! Их просто не могло быть в то время.
– Нет, я не об этом. То, что часы здесь не на месте, мы уже учли. Но само их изображение неправильно.
– Чем же оно неправильно?
– А вы посмотрите, как расположены стрелки. Часовая – на двенадцати, а минутная – на трех, то есть на четверти часа.
– Ну да, – кивнула Лариса, взглянув на фотографию. – И что вас в этом смущает?
– А вы взгляните на свои часы! Сколько на них сейчас?
– Четверть третьего… – машинально ответила Лариса.
– И где стоит часовая стрелка?
– На двух… ой, нет, не совсем на двух!
– Вот именно! Она сдвинулась на четверть деления между двумя и тремя. Так и эта стрелка – если нарисованные часы показывают четверть первого, то часовая стрелка должна быть на четверти расстояния от двенадцати до часу. А она показывает ровно на двенадцать…
– Может, тот, кто нарисовал эти часы, просто немного ошибся? Это не такая уж значительная ошибка.
– Нет, он был очень внимателен и точен. Он изменил одну букву в слове «Омега», чтобы привлечь наше внимание. И здесь явно нет случайности – направление стрелок наверняка что-то значит…