И тут Антонина перепугалась. До того перепугалась, что ноги ее подогнулись и она без сил опустилась на диван, и под ней захрустели крошки картофельных чипсов.
Через час они с матерью Анфисы стояли перед дежурным отделением полиции. Увидев взволнованные лица женщин и услышав их рассказ, полицейский принял заявление о пропаже двух девочек.
Строго говоря, такие заявления полагалось принимать только на третий день, но, учитывая возраст пропавших и состояние их матерей, полицейский не стал придираться к формальностям и тут же оповестил всех сотрудников отделения и разослал фотографии девочек. Еще через час потеряшек искала вся полиция города.
Нина Петровна каждый день приходила в сад «Олимпия». Она садилась на одну и ту же скамью, доставала из сумки пакет с черствым хлебом, крошила хлеб на дорожку и призывно восклицала:
– Гули-гули-гули!
Голуби слетались к ней, шумно хлопая крыльями, и начиналась борьба за ее подачки.
Нина Петровна любила наблюдать за этим процессом. Ей нравилось чувствовать себя высшим существом, подателем благ, за которые борются друзья наши меньшие. Кроме того, можно было наблюдать за тем, как птицы оттесняют друг друга от корма, как они используют силу и наглость в борьбе за крошки…
А самым забавным было, когда два-три шустрых предприимчивых воробья, воспользовавшись непримиримой борьбой крупных птиц, протискивались между ними и нахально утаскивали самые крупные, самые аппетитные крошки из-под носа, то есть из-под клюва у голубей. Отчего-то ловкость воробьев внушала Нине Петровне здоровый оптимизм и веру в будущее.
Вот и в этот день Нина Петровна подошла к своей любимой скамье и еще издалека увидела, что она уже занята. На скамейке сидели две девчонки подросткового возраста, две великовозрастные дылды.
Конечно, Нина Петровна могла устроиться на другой скамье, по другую сторону дорожки, или даже в другом конце сада. В конце концов, у нее не было абонемента на эту скамью, каждый посетитель сада имеет законное право сидеть там, где ему заблагорассудится, если, конечно, он не распивает спиртные напитки и не употребляет при посторонних нецензурные выражения.
Однако эта скамья ей особенно нравилась – она уютно располагалась среди густых кустов сирени, а сирень в этом году цвела особенно пышно. Кроме того, в этих двух девчонках было что-то странное. Они не болтали о каких-то своих милых пустяках, а сидели неподвижно, в странных скованных позах…
Нина Петровна подошла ближе – и увидела, что одна из девчонок спит, полуоткрыв рот. Она даже время от времени громко всхрапывала и что-то нечленораздельно бормотала – как будто смотрела сон на иностранном языке. Вторая не спала, однако она смотрела перед собой пустыми стеклянными глазами. И выражение лица у нее было очень странное. Собственно, не было у ее лица никакого выражения. Зато ее лицо было грубо размалевано, как у дешевой куклы.
– Наркоманки! – проговорила Нина Петровна, ни к кому не обращаясь. Точнее, она обращалась к себе самой – к своему сильно развитому нравственному чувству.
– Непременно наркоманки! – повторила она.
Нина Петровна была человеком с активной жизненной позицией. Она считала сад «Олимпия» в какой-то мере своим и не могла допустить, чтобы в него проникли метастазы ужасного современного мира, такие как наркомания.
Вместо того чтобы устроиться на свободной скамье и приступить к традиционному кормлению голубей, Нина Петровна резко развернулась и пошла назад, к воротам сада, где она только что заметила молодого участкового Евгения.
Евгений стоял на солнышке, подставив его ласковым лучам лицо, соскучившееся по теплу за долгие зимние месяцы, и думал о том, что лето наконец наступило, а скоро наступит и очередной отпуск, и можно будет посидеть на берегу реки с удочкой, дожидаясь какого-нибудь зазевавшегося несовершеннолетнего щуренка, вместо того чтобы проводить профилактическую работу среди окрестных алкашей и хулиганов и выслушивать жалобы склочных старух.
И тут как раз одна из этих старух грубо прервала его мечты.
– Евгений! – проговорила она, остановившись перед полицейским. – Гражданин участковый!
Нина Петровна часто обращалась к Евгению – причем всегда по самым пустяковым и незначительным поводам. То она жаловалась на соседку, чья кошка неизвестным науке способом проникла на ее балкон и объела кустик то ли китайской хризантемы, то ли узамбарской фиалки; то на соседа, чей невоспитанный английский бульдог нагадил перед ее подъездом; то требовала обратить внимание на нравственный облик молодой соседки, к которой чуть ли не каждый день приходят мужчины, причем непременно разные.
В последнем случае Нина Петровна была настолько настойчива, что Евгению пришлось осторожно навести справки, причем оказалось, что с нравственностью у молодой женщины полный порядок, а разные мужчины ходят к ней потому, что она дает уроки африканского языка суахили сотрудникам нефтяной компании, которые едут в командировки в африканские страны.
Поэтому и сейчас Евгений ожидал от Нины Петровны какого-нибудь очередного пустопорожнего заявления. Он открыл глаза и невольно поморщился.
– Гражданин участковый! – повторила Нина Петровна строго. – Вы должны обратить внимание. В нашем саду завелись наркоманы. Если точнее, наркоманки.
– Вы уверены? – уныло переспросил Евгений.
– Конечно, уверена!
– Вы видели, как они колются? Или как нюхают? В общем, как употребляют?
– Насчет этого не скажу, лично не видела. Они, видно, уже употребили. Сейчас сидят на скамейке, у одной глаза прямо-таки стеклянные, а другая вообще спит.
– Мало ли, задремала, – вяло сопротивлялся участковый. – Спать не запрещается. Может, устала после ночной смены.
– Какой смены! – возмущенно воскликнула Нина Петровна. – Какой смены? Ей всего-то, наверное, лет пятнадцать! И с такого возраста они уже эти, наркоманки! Если дальше так пойдет, станут этими, валютными проститутками, и в этом будет наша вина! Потому что мы недоглядели и вовремя не отреагировали…
Участковый хотел было отмахнуться от надоедливой бабки, причем по возможности вежливо, но что-то в ее возмущенной тираде задело его, какая-то фраза, точнее, даже слово.
– Что вы сейчас сказали? – переспросил он.
– Что это будет наша вина! – охотно повторила Нина Петровна. – Потому что мы недоглядели…
– Нет, раньше, – пробормотал Евгений, пытаясь продраться сквозь болтовню старухи и выделить из нее то важное слово, которое привлекло его внимание.
– Раньше? Если они с такого возраста уже наркоманки, так что же с ними дальше будет? Им же всего лет пятнадцать…
– Вот, вот оно! – вскинулся Евгений.
Он вспомнил, что час назад ему передали ориентировку на двух пропавших девушек, точнее, даже девочек, шестнадцати лет… возраст совпадает, и опять же двое…
– Покажите-ка, где они сидят!