— С бородой?
— Да. Ты что, его знаешь?
— Мы его знаем, — с нажимом проговорила Лиза.
— Он и к тебе приставал?
— Я даже не знаю, что ответить, — нервно хохотнула госпожа Весенняя. И обратилась к Бердникову: — Илья, не пора ли позвонить твоему подполковнику?
Он кивнул и пошел за телефоном.
Глава 5
Болело все!
Руки, ноги, спина, голова.
Особенно голова…
Сан Саныч со стоном открыл глаза и тут же охнул. Над ним нависала страшная физиономия. На первый взгляд демоническая. Сморщенная кожа, синие подглазья, нос крючком, рот — прорезь с двумя черными клыками, и все, больше никаких зубов. Если бы Карпов был верующим, он бы перекрестился.
— Очнулся, — довольно проговорил демон и растянул свой страшный рот в подобии улыбки.
— Ты кто? — хрипло спросил Сан Саныч, резко сев. Сознание тут же помутилось, но не ускользнуло. А вот боль в голове стала сильнее. Хотя, казалось бы, куда уж…
— Нафаня я.
— Кто?
— Кликуха у меня такая. Нафаня.
— Как у домового из мультика?
— Ага.
Карпов осторожно повертел головой, чтобы осмотреться. Он находился там, где отключился после нападения, в квартире дяди Абрама, у печки. Ящичка, найденного в дымоходе, при нем не оказалось. Но больше ничего не пропало. Саныч проверил карманы, и их содержимое было на месте, включая вещь, которую дядя Абрам вручил своему молодому другу, когда они виделись последний раз. Это был ключ от его мастерской. Лившиц хотел, чтобы в случае обнаружения клада Карпов отвез его туда.
— Ты бы утерся, — услышал Саныч совет бомжа. — Морда вся в саже. Смотреть страшно.
Карпов задрал футболку и несколько раз провел ее подолом по лицу.
— Жрать хочешь? — спросил Нафаня, по-хозяйски открыв мини-холодильник и достав из него печеночный паштет. Судя по запаху, протухший. Полицейские отключили генератор, и продукты испортились. Но Нафаню это не смутило. Он с явным удовольствием начал уплетать паштет, загребая его указательным пальцем.
— Попить бы.
Нафаня достал из-за голенища сапога четвертную бутылку дешевой водки. Она была неполной. Но добродушный бомж решил поделиться остатками своего пойла с новым знакомым. Сделав добрый глоток, он протянул бутылку Санычу.
— Попить, а не выпить, — поморщился тот.
— Графин на подоконнике, — указал Нафаня. — Ты из-за чего вырубился?
— Вырубили.
— Кто?
— Без понятия.
— Тут вообще-то тихо. Кощей всех местных бомжей запугал — не суются.
— Чем запугал? — Саныч добрался-таки до воды и опорожнил графин одним махом.
— Призраками. Рассказал, что умеет их призывать. Отец научил его. А отца — ТОТ САМЫЙ Пахомов. Он чернокнижником был. Да ты наверняка сам об этом читал.
Карпов припомнил, что лет семь назад, когда в подвале «шпильки» обнаружили останки архитектора, в прессе поднялась шумиха вокруг основателя завода, Геннадия Андреевича Пахомова. Каких глупостей о нем только не писали! И люди во многие поверили. Поэтому собрали подписи против установки мемориальной таблички на фасаде дома.
— Все, значит, испугались, а ты нет?
— А я смелый, — оскалил клыки Нафаня. — Сам кого хочешь заколдую. — И, допив водку, швырнул бутылку в мусорное ведро, стоящее за печкой.
— Ты часто здесь бываешь? Смотрю, отлично ориентируешься.
— Захаживал к Кощею иногда. Он зимой меня погреться пускал. Чаем поил с сахаром и бальзамом. Осенью, в слякоть, плащ-палатку армейскую одалживал. Я за ней пришел. Слышал, помер Кощей, и палатка ему теперь без надобности.
— Да ты все забирай. Пропадет же.
— Чего тут брать? — фыркнул Нафаня.
— Телевизор, микроволновку, да мало ли еще чего.
— Техника мне куда? Я бездомный.
— Продашь.
— Заметут, скажут, украл. Не буду рисковать ради нескольких сотен. — Нафаня открыл старый шифоньер и стал рыться в нем. — Да где она? — бурчал он. — Я же возвращал ее Кощею две недели назад.
Сан Саныч, хоть и отошел немного, все равно чувствовал себя ужасно. Голова трещала, и избавиться от боли хотелось в первую очередь.
— Нафаня, у тебя таблеток при себе нет?
— Я не нарик.
— Обезболивающих. Анальгина, например.
— Не. В аптечке у Кощея посмотри.
— У него есть аптечка?
— Ясен перец. У всех стариков она имеется.
— Ни разу не видел, чтоб дядя Абрам принимал лекарства. Я думал, он ярый их противник.
— Тонометр — вот тут, — бомж указал на тумбу, на которой стоял телевизор. — А если есть он, значит, и какие-нибудь таблетки найдутся.
Сан Саныч открыл ящик, заглянул внутрь. Да, аппарат для измерения давления был, как и пакет с лекарствами. В нем: йод, зеленка, корвалол, валерианка и мазь «Звездочка». Вот и все. Никаких тебе таблеток.
— Бальзамом вьетнамским виски помажь, — подсказал Нафаня. — Универсальное средство. Можно сказать, панацея.
— Вот все вы, старики, верите в эту чудо-звездочку.
— Я — нет. Это Кощей ее фанатом был. И мне, кстати, всего сорок четыре.
Сан Саныч цифре не удивился. Он и сам сейчас выглядел… Точно не как Джордж Клуни. И даже не как его папа.
— Вот не зря зашел! — вскричал Нафаня радостно. И продемонстрировал Карпову две бутылки с густой темной жидкостью, обнаруженной в обувном ящике шифоньера. — Бальзам фирменный. Тот самый, которым Кощей меня угощал. Не хочешь пригубить?
— Нет, спасибо. — Сан Саныч открыл баночку с бальзамом и, зачерпнув немного «Звездочки», провел пальцем по вискам, лбу и шее.
— Знаешь, почему меня Нафаней прозвали? — спросил бомж, отпив бальзама. Причмокнув от удовольствия, продолжил, хотя Сан Саныч ему вообще ничего не ответил. — Я как домовой. Обитаю в жилище, никому не показываясь. Шумлю, что-то роняю, всякую мелочь тырю, но не врежу.
Все это было Карпову не интересно. Но он не мог найти в себе сил, чтобы покинуть барак. Поэтому снова опустился на пол и закрыл глаза. Запах бальзама приятно щекотал нос и как будто успокаивал.
— Последние семь лет я в этих бараках жил, — продолжал Нафаня. — То в подвалах, то на чердаках. А когда комната какая-то освобождалась, туда потихоньку перебирался. Золотые времена! Всегда в тепле, в уюте. Но когда расселили все дома, фигово стало. Не так, конечно, чтоб вообще…
Нафаня все бубнил и бубнил. На него подействовали водка с бальзамом, и хотелось поговорить. А Сан Саныч делал вид, что внимал, хотя на самом деле слушал не словоохотливого бомжа, а свой организм. К его удивлению, головная боль стихала. Может, «Звездочка» на самом деле панацея и не зря ею пользовались деды и бабки?