Покушение на Сталина. Дело Таврина-Шило - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Ландер cтр.№ 46

«Вопрос: — Чем вы заслужили столь большое доверие германской разведки?

Ответ: — Это мне неизвестно.

Вопрос: — Вы говорите неправду. Такое большое доверие германской разведки вы могли заслужить только своей активной предательской работой.

Ответ: — Нет, предательской работой я не занимался. Видимо ГРЕЙФЕ доверил мне это задание потому, что меня соответствующим образом рекомендовал ему Жиленков».

Вероятно, стремившийся, по известному выражению, «заострить материал» следователь просто был убежден в неизбежности сотрудничества Таврина с оперчастью лагеря и не потрудился выяснить все досконально. А сделать это можно было легко и просто, поскольку в пределах досягаемости НКГБ/МГБ после войны имелся как минимум один важный и авторитетный свидетель. 1 марта 1942 года под Ржевом в немецкий плен попал раненый командир попавшей в окружение 246-й дивизии генерал-майор И. И. Мельников. Он был человеком необычной судьбы: бывшим офицером Российской императорской армии, затем красным командиром, арестованным в 1937 году и выпущенным ввиду отсутствия состава преступления, дослужившимся до командира стрелковой дивизии, попавшим в плен и успешно прошедшим спецпроверку «СМЕРШа», восстановленным в звании и мирно скончавшимся в преклонном возрасте в 1972 году. Существует не проверенная автором информация о наличии в материалах дела показания Таврина о том, что он работал с ним по заданию немцев в хаммельбургском офицерском лагере (офлаг ХIII D). Генерал произвел на него прекрасное впечатление, бывший агент сообщил, что он очень уважал Мельникова «за его простоту, доброту и почти отцовские советы. Он не был кичлив, как многие другие советские генералы, к тому же был старше всех по возрасту и пользовался всеобщим уважением» ^[108]. Правда, судить обо всем этом мы можем исключительно со слов автора статьи. Нам неизвестен факт допроса следствием по «делу Таврина» бывшего командира 246-й дивизии, хотя тот, совершенно очевидно, мог рассказать немало существенного, тем более что Мельников входил в состав руководства подпольного комитета сопротивления лагерной администрации. Во всяком случае, в перечне ГВП об этом упоминания нет, и, скорее всего, по неизвестной причине следствие действительно не сочло нужным допросить генерала.

Впрочем, все это произошло позднее, пока же вернемся к начальному пребыванию бывшего старшего лейтенанта в немецком плену. На первом этапе все шло достаточно стереотипно. К перебежчику, скорее всего, приглядывались и абвер, и гестапо/СД. В администрации каждого лагеря имелось отделение 3А, оперативно подчиненное подотделу III «КГФ» абвера (контрразведывательная работа в среде военнопленных). Оперчасти в немецком варианте выполняли широкий круг задач, отнюдь не ограничиваясь контрразведывательной направленностью. Безусловно, в первую очередь их офицеры выявляли агентуру противника в лагерях, определяли среди массы пленных скрывавшихся политработников, командиров (в лагерях для рядового состава), евреев, враждебно настроенных и готовящих побег лиц. Они проводили следствие и допрашивали заподозренных, которых затем передавали в СД или ГФП для принятия репрессивных мер, руководили пропагандистами, осуществляли противопобеговые мероприятия, вербовали и учитывали агентуру, выявляли в среде пленных лиц из разыскных списков. Однако оперчасти также собирали обмундирование, награды и документы с последующей передачей в абверштелле по подчиненности, проводили разведывательные допросы, выявляли представляющих разведывательный интерес пленных, содействовали вербовке офицерского, сержантского и рядового состава в разведорганы и антисоветские формирования. Справедливости ради следует отметить, что, за некоторыми исключениями, в обычных лагерях разведывательные допросы проводились достаточно редко, в основном они велись во фронтовых структурах абвера и ФХО.

Оперативную работу в лагерях вели также и органы СД и гестапо, допущенные туда на основании соглашения, заключенного в мае 1941 года между ОКВ и РСХА. У органов безопасности были свои интересы в среде военнопленных, однако их удовлетворяли лишь во вторую очередь. Военные обладали своего рода «правом первой ночи» и потому предоставляли коллегам только вторичный вербовочный контингент.

Проследим дальнейший путь перебежчика по немецким лагерям. По данным трофейной «зеленой карты», 3 ноября 1942 года Таврин прибыл из Лётцена в офлаг ХIII D (Бавария, Нюрнберг — Лангвассер, чаще упоминается как Хаммельбург, по названию полигона, на территории которого он был расположен). Запись в карте совершенно непрофессионально переведена как: «Прибыл из иностранных войск Восток, Лётцен», тогда как в действительности перевод с немецкого должен читаться: «Прибыл из Отдела иностранных армий Востока, Лётцен», то есть по линии оперативной разведки сухопутных войск. Весьма любопытной представляется графа 7, в которой военнопленный № 8105 назван командиром батальона 1196-го пехотного (по немецкой терминологии) полка. Возможно, Таврину показалось, что такое завышение статуса в Красной Армии создаст для него какие-либо дополнительные блага. Впрочем, не исключено, что оно являлось элементом легенды, разработанной для него советской разведкой перед заброской к немцам. Он также указал, что владеет полезной и уважаемой профессией геолога, специалиста по цветным металлам («buntmetall»). На русский последнее было ошибочно переведено как «инженер-строитель». Приводится в карте дата рождения — 12 июня 1909 года, и место рождения, тоже записанное с ошибкой. Вместо никому не известной деревни Бобрик писарь явно машинально указал в соответствующей графе Бобруйск. Но самое интересное в документе — указание имени и адреса матери. Записавшись двойной фамилией Таврин-Шило, пленный сообщает, что его мать Таврина-Шило Василиса Якимовна проживает в Киеве в квартире № 17 дома № 24 по улице Большая Владимирская. Как известно, столица УССР в описываемый период была оккупирована, поэтому перебежчик тем самым как бы доказывал немцам, что не вынашивает в их отношении никаких нелояльных намерений и не страшится полного раскрытия перед ними своих самых уязвимых мест. Внешне это выглядело и в самом деле так, но в действительности все обстояло как раз наоборот. И дело тут даже не в том, что весьма маловероятным представляется совпадение фамилий матери и жены (если считать правильным вариант с Шило Антониной Васильевной), и не в том, что Большой улица Владимирская тогда уже давно не именовалась. А в том, что в период обороны Киева именно в указанном доме размещался штаб обороны города, ряд семей из которого был отселен, и проверить правдивость показаний пленного немцы не могли. По просьбе автора работники Главного управления МВД Украины в Киевской области произвели соответствующую проверку и установили, что в предвоенный период Таврина-Шило В.Я. не проживала не только в данном доме, но и вообще в пределах области. Зато в процессе поиска обнаружилось иное, не менее любопытное обстоятельство: фамилия и инициалы Шило В. Я. (без Тавриной) значились в двух последних предвоенных справочниках телефонных абонентов Киева за 1938 и 1940 годы по адресу: улица Чудновского, дом № 5, квартира № 2. В послевоенном справочнике их уже не было. Проверка по архивам домовых книг не удалась, поскольку по данному адресу в настоящее время находится новый дом, заселенный в 1961 году. Как следствие, записи о предыдущих жильцах ушли в небытие вместе с предвоенным домом.