Командующий фронтом доложил, что войска немецкой группы армий „Юг“ под командованием генерал-фельдмаршала К. Рундштедта перешли государственную границу на фронте Владава, Перемышль, Липканы на Луцком направлении силами 4–5 пехотных и танковых дивизий, на рава-русском — 3–4 пехотных дивизий с танками, на перемышль-львовском направлении — 2–3 пехотных дивизий. Кирпонос считал, что 23 июня противник предпримет более активные действия и осуществит ввод более крупных сил. Начальник штаба фронта генерал М.А.Пуркаев сообщил, что когда в 2 часа 30 минут в штаб округа поступила телеграмма из Генерального штаба, требовавшая принятия немедленных мер по приведению войск в боевую готовность, командование фронтом находилось в движении и на командный пункт прибыло только в 8 часов утра. Сразу же войска были подняты по тревоге и начали выполнять планы прикрытия.
Кирпонос высказал мнение: привлечь 31, 36 и 37-й стрелковые и 9, 19 и 15-й механизированные корпуса из своего резерва, а также 22-й механизированный корпус из 5-й армии, 4-й — из 6-й армии и 8-й — из 26-й армии для уничтожения группировки противника, продвигающейся к Луцку и Дубно. На вопрос Жукова о том, где сейчас находятся механизированные корпуса, командующий фронтом ответил, что 8-й механизированный корпус на марше в район Броды, а 9-й и 19-й механизированные корпуса получили приказание выдвинуться в район Луцка и Ровно с целью нанести контрудар по прорвавшемуся противнику с севера. В данное время 15-й механизированный корпус находится в районе Топорова, а остальные выйдут на исходное положение к утру 24 июня. Следовательно, приказ наркома обороны о занятии указанных в нем рубежей к исходу 24 июня был явно невыполним. Поэтому генерал Пуркаев предложил создать на рубеже укрепленных районов вдоль старой государственной границы прочную оборону из резервных стрелковых корпусов, а механизированные корпуса отвести за этот рубеж, то есть сначала остановить врага, а уж затем, подготовив контрнаступление, попытаться разгромить его. Генерал Кирпонос согласился с доводами начальника штаба, но сказал, что „приказ есть приказ, и его надо выполнять, во что бы то ни стало“.
Кирпоноса поддержал Жуков, который считал, что в сложившейся обстановке единственно правильным будет контрудар механизированных корпусов против танковых дивизий противника. Но корпуса не успевают вовремя сосредоточиться в единый кулак, а медлить нельзя: немцы, введя в сражение подвижные соединения, продолжали развивать наступление на Луцк, Дубно, Броды. Поэтому Жуков решил, не ожидая подхода стрелковых и механизированных корпусов из резерва фронта, нанести контрудар теми корпусами, которые были под рукой. Различное удаление корпусов от района их ввода в сражение (от 200 до 400 километров) означало и разные сроки подхода и вступления в бой, что не обеспечивало необходимой силы удара по противнику. Но обстановка вынуждала к этому.
23 июня 15-й механизированный корпус нанес удар из района Топорова в северном направлении на Радзехов, по правому флангу группировки противника, но сильно заболоченная местность и массированные налеты немецкой авиации затрудняли маневр боевых машин. Несмотря на это. Военный совет вечером 23 июня принял решение „не ожидая сосредоточения всех мехкорпусов, нанести завтра, 24 июня, контрудар по прорвавшимся танковым и моторизованным дивизиям противника лишь теми силами, которые уже подошли к району сражения“.
[219] Войскам 5-й армии предстояло нанести контрудар в общем направлении на Владимир-Волынский, разгромить части противника, вклинившиеся на Луцком направлении, и соединиться с окруженными полками 87-й стрелковой дивизии. 15-й механизированный корпус, отрядив часть сил на оборону у Радзехова и на подступах к Бродам, должен был наступать в направлении на Берестечко, чтобы разгромить танковые и моторизованные войска противника, прорвавшиеся из района Сокаля, а затем соединиться с окруженными частями 124-й стрелковой дивизии. На 6-ю армию возлагалась задача удерживать во что бы то ни стало занимаемый фронт, немедленно вывести 4-й механизированный корпус из боя и повернуть его на Радзехов, на поддержку 15-го механизированного корпуса. Частям 8-го механизированного корпуса предстояло к утру 24 июня выйти в район Броды и быть готовыми поддержать 15-й механизированный корпус ударом на Берестечко. Для остальных армий задача оставалась прежней — прочной обороной удерживать занимаемые рубежи.
Эти планы Кирпонос обсудил с Жуковым сразу по его возвращении из 8-го механизированного корпуса, где знакомился с состоянием частей корпуса и тем, как осуществляется выдвижение их из района Львова на Броды. Георгий Константинович оставался верен принципу: понять обстановку можно только на месте.
Баграмян, присутствовавший на докладе командующего фронтом, вспоминал: „Начальник Генерального штаба был хмур. Он молча кивнул в ответ на мое приветствие. Из разговора я понял, что Жуков считает действия командования фронта недостаточно энергичными и целеустремленными. По его словам, много внимания уделяется решению второстепенных задач и слишком медленно идет сосредоточение корпусов. А нужно определить главную опасность и против нее сосредоточить основные усилия. Такой главной угрозой являются танковые и моторизованные группировки противника, глубоко вклинившиеся в глубь нашей обороны. Поэтому основные силы фронта при поддержке всей авиации должны быть брошены именно на эти направления. Только так можно добиться перелома в ходе пограничного сражения. Жуков считал ошибкой, что Кирпонос позволил командующему 6-й армией оттянуть 4-й механизированный корпус с правого фланга армии, где враг наносит главный удар, на левый и ввести его в бой на этом второстепенном направлении“.
[220]
На следующий день 22-й механизированный корпус совместно со 135-й стрелковой дивизией нанес контрудар по левому флангу вклинившейся группировки противника, стремясь оказать помощь 87-й и 124-й стрелковым дивизиям, окруженным восточнее Владимира-Волынского. Однако несогласованность в действиях соединений, большие потери в боях и превосходство противника в танках вынудили командование корпуса отступить 25 июня за реку Стырь севернее Луцка. По согласованию с Жуковым решили перенести контрудар на утро 26 июня, так как 8, 9 и 19-й механизированные, 31, 36, 37-й стрелковые корпуса еще не вышли в назначенные им районы.
Но последующие события развивались уже без него. Утром 26 июня на командный пункт Юго-Западного фронта позвонил Сталин и предложил Жукову немедленно вылететь в Москву: на Западном фронте сложилась тяжелая обстановка — противник подходит к Минску. В то же время непонятно, что происходит с Павловым и где находится Кулик, а Шапошников заболел.
Было трудно поверить, что шел еще только пятый день войны — так стремительно развивались события и так плотно под их тяжестью спрессовывалось время. Еще нельзя было оценить все масштабы нагрянувшей беды, но становилось ясно: размах и мощь внезапного удара противника опрокидывали все расчеты и прогнозы командования Красной Армии. Тем не менее за несколько бессонных суток на фронте Жуков, даже не задумываясь над этим, успел уверовать, что с напавшим противником можно воевать и можно бить его, как и любого другого. Последнее он скорее почувствовал — ведь больших оснований для подобного вывода не было. Однако Жуков видел, что командиры не паникуют, приказы и распоряжения выполняются, а бойцы готовы воевать, и в этом он лично убедился, находясь в 8-м механизированном корпусе генерал-лейтенанта Рябышева. Мелькнула мысль, что не зря прошли месяцы службы в Киевском округе. Но ведь и Сталин послал его сюда не случайно, полагаясь на его особое знание положения дел в округе, командиров, наконец, специфики местности в приграничных районах.