Сыскарь чародейского приказа - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Коростышевская cтр.№ 31

— Понятно, — ввернула я любимое шефово словечко.

Если бы мне ничем таким в приказе заниматься не запретили, я бы первым делом каретный двор обыскала. Орудие, так сказать, преступления найти попыталась. Дубина? Отравленная гусеничная дубина! Только что придуманный предмет меня немало вдохновил.

Мамаев с Зориным тем временем попытались обустроиться для беседы. На кровати места для них не оставалось, Эльдар уселся на подоконник, Иван просто прислонился к стеночке, бормоча под нос что-то недовольное.

— Документы мне захватили? — спросил появившийся на пороге Крестовский.

— Что ж вы всей честной компанией к барышне-то ввалились? — Лекарь Матвей Кузьмич тоже не желал остаться в стороне.

Зорин порылся во внутреннем кармане сюртука и достал трубочку бумаг:

— Вот все, что под руку попало.

Шеф зашуршал документами, высокомерным жестом согнал с моей кровати Весника и занял его место. Я почувствовала себя крайне неуютно, поискала глазами, на ком бы свой взор успокоить, и выбрала лекаря. Матвей Кузьмич смотрел сурово, почему-то не на нарушителей лазаретного спокойствия, а на меня, страдалицу.

— Кхм… — кашлянула я значительно. — Тут лекарь велел мне Веснику кое-что рассказать.

Все, кроме шефа, погруженного в чтение, навострили ушки.

— Что, чавэ?

— Я не чародейка!

— И чего?

— А того, что ты тут лекарю начальственному три бочки арестантов про наше обручение наплел, и Матвей Кузьмич беспокоится, что негоже тебе с простецкой барышней шашни крутить.

— Так я и не имел ничего такого в виду. — Неклюд пригладил ладонью свою эспаньолку. — Ну так, для красного словца приврал.

Мне стало немножко обидно, самую чуточку, и только мои высокие суфражистские идеалы остановили готовые сорваться с губ злые слова. Ну и еще смех шефа — веселый, но оттого мне еще более обидный. Я перевела пылающий праведным гневом взор на начальство. Начальство ржало, аки конь.

— И два раза провернув, — непонятно хохотнул Крестовский напоследок и отложил бумаги. — А вы, Попович, вообще скорописи не обучались?

Я еще прибавила градус праведного гнева и промолчала со значением.

— И в каждом слове по три ошибки!

«А хорошо, что мне на службе револьвера не выдали, — подумалось мне вдруг. — А то бы любовались мы сейчас на аккуратную дырочку меж золотистых львиных бровей».

— И что у вас за ненависть к букве «ять»? — Шеф не догадывался о нависшей над ним опасности.

— Она у меня западает, ваше высокородие. Починка пользованных самописцев в чародейском приказе оставляет желать лучшего.

— Вот этим вы в первую очередь и займетесь. — Начальство, видимо, решило меня добить сегодня унижением. — Почините самописец, затем, — шеф положил мне на грудь, прямо поверх простыни, документы, — перепечатаете протокол допроса без единой ошибки. Вы поняли, Попович?

— Так точно, — кисло ответила я.

— Когда вас отсюда отпускают? — Сапфировые очи Крестовского посмотрели на лекаря.

— Мы вечером хотели, — сказал Матвей Кузьмич. — Ну да раз такое дело, а барышня ваша здорова, то можно и сейчас. Тем более что кавалеров барышню сопроводить у нас преизбыток.

Преизбыток моих кавалеров демонстрировал желание меня сразу же упаковать и транспортировать как можно дальше из белоснежных стен лазарета.

— Одежду мне хоть вернут?

— Конечно, голубушка. — Матвей Кузьмич так хотел от меня избавиться, а со мной и от набившихся в комнату чардеев и прочих волшебных сущностей, что ринулся в коридор, закричал там вполголоса, призывая служителей.

Крестовский поднялся с моей постели:

— Пока Попович будет здесь прихорашиваться, вы, орлы, за мной!

Видно, Бесник себя орлом не считал, потому что за мужчинами не последовал.

— Не берегут они тебя, — проговорил задумчиво, когда за чардеями закрылась дверь.

— А чего меня беречь? Чай, не сахарная. Но ты бы тоже вышел, мне одеться надобно.

— Конечно, — с готовностью ответил неклюд и сел на постель. — Я вот что думаю, чавэ… Это же кто-то из своих тебя по головушке приложил.

— С чего такие мысли?

— Ну смотри, с каретного двора никто не выходил, но и на дворе не оставался. Значит, этот кто-то в присутствии скрылся.

— Там дверь есть?

— Есть, а от нее по лесенке сразу на другой этаж подняться можно.

— Не обязательно кто-то из наших, — покачала я головой. — Там и из разбойного приказа люди у нас были, и просто с улицы кто-то мог зайти, а потом через нижнюю приемную убежать.

— Нет! В приемной дневальный дежурит, мимо не проскочишь. Ваши это. Ну или правда разбойные.

Я поняла, что владельца коляски мне хочется обнаружить очень и очень.

— Ты говорил, запах там особый учуял?

— Поганый. Ну вроде как гаджо.

— Что? — Слово было мне незнакомо.

— Ну, изгой, проклятый. У нас бывает, когда неклюда изгоняют за проступок, за серьезный проступок, за преступление.

— И что, они сразу после изгнания пахнуть начинают?

— Да. — Бесник пожал плечами. — Навроде как душа заживо гниет.

— А ты таких вот… гаджо в Мокошь-граде не встречал?

— Нет. Они обычно людей избегают, им отшельничать приходится.

В комнату вошла давешняя тетушка в переднике, несла она мою одежду — коричневое гимназическое платье с юбкой плиссе, ботинки, дамскую мелочовку, которую нам обществом предписано под одежду поддевать.

— Пойду я? — пружинно поднялся Бесник. — Я же вчера специально так подгадал, чтоб под вечер в присутствие явиться да тебя до дома проводить.

— Ты только ухаживать за мной не удумай! — строго проговорила я. — Ничего у нас не сладится. Я — суфражистка!

— А пахнешь, как барышня, — сверкнул глазами неклюд, — лавандой и персиком. Так и быть, ухаживать не буду, но присматривать ты мне не запретишь.

— А толку? Я — сыскарь, сама как-нибудь со своей охраной справлюсь.

— Уже не справилась, чавэ. Свидимся еще.

И Бесник ушел. Тетушка была так любезна, что даже помогла мне одеться. Я с удовольствием отметила, что одежда чистая и отглаженная, и от всей души поблагодарила служительницу.

Один провожатый только что меня покинул, и я решила добыть себе другого, тем паче что сборище претендентов проходило в соседней комнате. Я пригладила волосы, подхватила с постели протоколы, которые мне придется переписывать, и решительно пошла к Крестовскому. У приоткрытой двери задержалась, прислушалась — потому что прислушиваться в сыскном деле положено, хотя обществом и порицается. Говорил шеф: