Монсегюр и загадка катаров - читать онлайн книгу. Автор: Жан Маркаль cтр.№ 37

На самом деле учение Мани исходит из существования двух начал, которые не были порождены, которые вечны и равноценны, — Добра и Зла, чьи простейшие образы — Свет и Тьма. Но за этими словами вырисовывается намного более прямое утверждение: Бог есть Добро, а Материя — Зло.

Тут-то и начинаются трудности. По видимости все просто. Так вот, если внимательнее взглянуть на святого Августина, который долго был манихеем, прежде чем обратиться и вступить с манихейством в борьбу, дело обстоит несколько иначе. В своем трактате «Против Фауста» он приводит воображаемый диалог между ним и манихеем Фаустом Милевским. И в этом диалоге Фауст утверждает, что в учении Мани есть только один бог: «Это правда, что мы знаем два начала, но только одно из них мы называем Богом; второе мы именуем гиле, или материей, или, как чаще всего говорят, Демоном. Так вот, заявляя, что тем самым мы вводим двух богов, вы также заявляете, что врач, рассуждающий о здоровье и болезни, вводит два „здоровья“, или философ, говорящий о добре и зле, изобилии и бедности, утверждает, что существует два „блага“ и два „изобилия“».

Эта речь замысловата, но в ней несколько раз утверждается, что манихеи, признавая существование двух несотворенных начал, верят в существование единственного Бога. Весь вопрос в терминологии, а противники манихейства не всегда хорошо понимали эту терминологию, что можно сказать также о позднейших инквизиторах и богословах — противниках катаров.

На самом деле идея существования единственного Бога не исключает существования двух несотворенных начал. Зло, оно же Демон, оно же материя, — это в действительности утверждение, противоположное Добру, нечто вроде Небытия, противопоставленного Бытию. Два этих начала содержатся в единственном Боге, но это только начала, а не божества. И к тому же Зло не более чем отрицание Добра или, скорее (это утверждение вновь появится в катаризме), Зло есть отсутствие Добра. Трудность состоит в том, чтобы узнать, почему Бог иногда может отсутствовать. Но в этой формулировке нет ничего, что могло бы шокировать ортодоксального христианина, давно привыкшего слышать о муках ада, то есть абсолютного Зла, в которых навеки отсутствует Бог, то есть абсолютное Добро. Опасность состоит в том, что в этом направлении можно зайти очень далеко и не без оснований, если следовать манихейской логике, заявить, что Бог может намеренно держаться в отдалении от чего-то и своим отсутствием провоцировать Зло. По сути такова позиция святого Августина, которую позже в обостренной форме переймут Кальвин и Янсений.

Разумеется, это манихейское учение не могло передаваться в таком виде: некоторые вещи здесь могли бы понять только философы. Его надо было распространять в виде образных историй и придать мифу такую форму, какую способен постичь средний ум. Поэтому манихейство выражалось через посредство элементов, имевших мифологическую внешность. Если Добро и Зло — два противоположных начала, они не могут жить вместе и, значит, находятся в областях, отделенных друг от друга. Видимо, поэтому Добро поместили на севере, или сверху, а Зло — на юге, снизу. Это всего лишь заимствование традиционного изображения небесного рая и подземного ада.

Но такая локализация, несмотря на всю ее символичность, приобретает странный смысл, которого определенно не предвидел Мани и к которому вернулись идеологи, вдохновляемые целями, далекими от чистого богословия. На самом деле Мани и его ученики утверждали, что «Отец Величия», «Царь Рая Света» обитает на севере, наверху. Что касается «Князя Тьмы», то он — на юге, внизу. Экзегеты XX века, вдохновляемые расистскими теориями и ослепленные северной мифологией со всеми ее соответствиями белизны и чистоты, не преминули обратиться к манихейским сюжетам, особенно рассуждая о катарах и поиске Грааля. Может быть, «северяне», спешившие (и все еще спешащие) в высокогорную долину Арьежа, на Монсегюр и в Разе, — манихеи?

Символы опасны, когда они могут быть истолкованы на основании спорных и недоказанных критериев. Строго в мифологическом отношении автор манихейской доктрины не имел в виду ничего другого, кроме как конкретизировать удаленность противоположностей друг от друга с помощью пространственных образов. Север манил своей таинственностью: почему бы не поместить там «Верхнее царство»? Все зависит от социально-культурного контекста. Так, кельты, всегда обращавшие лицо к восходящему солнцу, считали север зловещей стороной, потому что он находился слева, но это не мешало им утверждать, что друидизм и высшее знание пришли «с островов, расположенных на севере мира». Размещение обиталища Высшего знания на севере — общее место. И разумеется, для «северян», о которых шла речь, Юг может быть только царством Сатаны — семитов и чернокожих. Наверху, в таинственном «царстве Туле», нас ждет Бог, каким бы он ни был; он окружен когортой эонов, находящихся под командой архонтов. Тут заметны черты воинства, в котором нет ничего небесного, но которое заимствует свой «порядок» у этой чистой и совершенной организации. Внизу, во влажном зное Юга, вокруг Князя Тьмы мечутся демоны, совершая беспорядочное — порядка здесь быть не может, потому что Зло есть отрицание того, что происходит наверху, — и непрестанное движение, во время которого они бесконечно убивают друг друга и возрождаются. Сам по себе этот миф — совершенно связный.

Но все это выливается в космогонию. В этой беспорядочной суете и в момент, определенный Временем, Князь Тьмы внезапно замечает мир Света. Может быть, он сам происходит из этого мира Света и испытывает по нему некоторую ностальгию, как Сатана в описании Виктора Гюго, одного из поэтов, который, несомненно, был величайшим манихеем из всех? Это видение разжигает в нем желание завоевать этот мир, неизвестный или забытый, но во всяком случае чудесный и способный вызвать только вожделение. Итак, Князь Тьмы бросает свои полчища демонов на штурм царства Света.

Отец Величия захвачен этим нападением врасплох. Чтобы защититься, он эманирует из себя первую форму — «Матерь Жизни», которая в свою очередь эманирует «Первочеловека» — Ахурамазду маздеистов. Союзники этого первичного человека — пять стихий: Воздух, Огонь, Свет, Вода и Ветер. Ахурамазда отчаянно пытается отразить натиск демонов, но он побежден и вместе с пятью стихиями поглощен нижним Мраком. Таким образом частица божественной природы попадает в плен к Материи. Можно отметить поразительные аналогии между этим манихейским мифом и германо-скандинавской мифологией, особенно в описании угрозы со стороны гигантов, всегда готовых броситься на крепость Асгард, где обитают боги, а также великой эсхатологической битвы, которая называется Рагнарек, или Сумерки богов.

Однако не все потеряно. Теперь Первочеловек обращает к Богу молитву, повторив ее семь раз — символическое число временного цикла. В этой молитве он умоляет Высшее существо освободить его. Тогда «Царь Рая Света» порождает множество созданий, последнее из которых, «Живой Дух», спускается вниз в обществе «Матери Жизни». Здесь заметно влияние христианства: Высшее существо посылает некоторым образом «Святой Дух» в обществе Девы Марии. Живой Дух протягивает Первочеловеку руку, чтобы вытащить его из царства Мрака. Тем самым объясняется и оправдывается знаменитое «рукопожатие» манихеев, символически означающее их причастность к избранным.