|
Cтраница 81
– Ты же знаешь Песнь о друиде Мельхасаре, последнем из Часовых?
Конечно, знает. «Сказание о начале Родо́в, или о Мирландрии и Мельхасаре, последнем из Часовых» в ранней юности, одним из первых, изучают все воспитанники Ангората. Линетта кивнула.
– Я был бы счастлив услышать ее от тебя. – Гленн взял жрицу за руку. Линетта не медлила.
В давно забвенных землях жил, Изведав путь из снов и чар, Рожденный в пламени светил Друид и воин Мельхасар. Друид и – воин-исполин, Он был высок, широк в плечах, Не стар, не молод, не блондин, Суров на дело, скуп в речах. Он вел с собой луну и серп, Огниво тысячей мечей, Он нес с собой старинный герб – На том свернулся Древний Змей. Те дни покрыты забытьем И растворяются в ночи, Когда гиганты шли с мечом И с заклинаньем – палачи, Когда, растерзаны судьбой, Бежали все от смрадных врат, Когда и летом, и зимой Открыт был остров Ангорат. Здесь так же, как в другие дни, Жрецы и жрицы гнули спины. Сюда стекались все огни В зловеще-грозные годины. В ту пору давнюю – теперь О ней уж говорят немного – Не человек, но и не зверь Провал до Острова дорогу
[2]. Гленн слушал внимательно и зачарованно глядел на жрицу.
Прекрасно женское лицо: Высоки скулы, очи ясны. Но тело женское взято Зелено-желтой змеиной краской. И вместо ног – змеиный хвост, Его чураться не пристало. В нем смертью каменных борозд Грозит стрекочущее жало. Ее Мирландрией зовут, Она прекрасна и учена, В ней реки древние текут, Сплетаясь с огнивом знакомым. Она – Хранительница Вод, Законослужливая жрица, В ней имя древнее поет И сжечь огнем своим грозится. Десятки свадеб Льда-Огня Друид и жрица те сыграли, Под шум кострищ «Люби меня!» Призывы страстные звучали. У них родились дочь и сын, Не знали Светлые печали: Иллана из семьи Сирин И Мельхасар из рода Тайи. Но безмятежность и краса, Что грели сей Великий Брак, Развеялись, как голоса, Когда на Остров грянул враг. У Гленна немного затекла спина, и он выпрямился, потянув позвоночник, – начиналась его любимая часть сказания.
Людское зло со всех сторон Вело осаду Ангората. И сотни, тысячи ворон Глодали все, что смертью взято. Исчезли тысячи людей, Деревья в чащах, стены, храмы. И мириадами огней В те дни горел костер Нанданы. Четыре долгие годины Держался Остров снов и чар, Четыре грозные годины Держал осаду Мельхасар. Четыре смены лет и зим Иллана Сирин в кровь, устало, До первых проблесков седин Врагов Всесильной проклинала. И, наконец явив исход Стоянья долгого, как небо, Богиня-Тьма своей рукой Жрецам направила победу. Тогда жрецы, что всех умней, Совет держали о грядущем, И с уст Мирландрии слетели Слова о долге и о сущем: – Четыре года миновали И многих обратили в прах. Твердыня наша тверже стали, Но и она стоит на снах. И дабы в будущих правленьях Спасти себя от зла врагов, Я предлагаю, без сомненья, Еще воздвигнуть стены снов. Богиня-Мать дала утесы И раскроила наш удел, Так пусть же свет светил белесый Проем запрет от тьмы и стрел. Да, Гленн прекрасно помнил эту чудесную завесу, как по волшебству свисающую от скрещения копий Часовых до водной глади. И скрип движения исполинов тоже помнил. Он по-настоящему любил момент отвержения копий Часовых и мечтал хоть раз пережить ни с чем не сравнимое чувство отражения и преображения таинства вместе с Линеттой.
И над свечением незримым Пусть скрестят копья иль мечи Всекаменные исполины, Великосильные мужи. Мы колдовством хранили остров, Мы обнажали сталь клинков, Так пусть и ныне змеехвосты Спасут Обитель чар и снов». Нашлось Иллане возраженье, Хоть многие сказали «за», И то друидово сомненье Слезами обожгло глаза. Друид сказал: «Иллана Сирин, Мы все согласные с тобой, Но пусть проем хранит от мира Четверка выбранных судьбой. И сможешь ты ль, гроза проклятий, Хранитель тайного табу, Взнести их как утес, Ваятель?» Она сказала: «Я могу». «Но исполинов для заклятья Среди погибших только три, И пусть для нас направит Матерь Четвертого для той Двери». Все воронье слеталось в стаи В огромном липовом саду. И Мельхасар из рода Тайи Тогда поднялся: «Я пойду». «Не смей!» – воззрилась жрица ночи На мужа и отца детей. «Любимая, мне Мать пророчит Хранить наш Дом и всех людей». «Уйдите все! – велела жрица. – Как можешь ты просить меня Прервать твой путь и распроститься С тобою, муж и жизнь моя?» Вот и он, Гленн, хотел бы крикнуть: «Уйдите все!» – и завладеть Линеттой сию минуту! Не озираясь на запреты Праматери, храмовницы и кого бы то ни было еще! Он, в конце концов, ничем никому не обязан, он не лорд и даже не сир. Простой служитель культа Жизни и Знания, и у него есть право познать не девок в ближайшем трактире или туповатых девиц при дворе, но свою жрицу!
Мысленно друид усмехнулся над собой – безумный, ни дать ни взять.
«Иллана, женщина из Сирин, Храни Богиня наш удел, Коль я б не знал, что ты всесильна, Тебя просить бы не посмел. Ты служишь Матери Единой До боли, крови и любви, Ты носишь, как лицо Богини, Знак Коронованной Змеи, Так и позволь, жена и жрица, Мне долг нести, как ты несешь, Тебе, Глаголющей, вручится, Как ты мне – сердце отдаешь. Мне, как тебе, – хранить Обитель, И кто другой, если не я? Я твой единый сохранитель, Я тоже Змей, как ты – Змея». К закату Мельхасар простился С женой и юными детьми. Поднял копье и опустился На дно заозерной реки. Всю ночь, минувшую безлико, Иллана плакала навзрыд: «Супруг мой, Мельхасар Великий Отныне камнем весь покрыт. Живой, живой еще, должно быть, И дышит камнем, и поет, И, занося копье, как коготь, Врагам прохода не дает». Мирландрия, не в силах выжить От мук потерь и колдовства, Решилась стать как можно ближе К причине своего вдовства И обратилась пенным морем, Водой, несущей горечь слез. Их дети стали новым корнем Для всех последующих берез: Сын возглавлял семейство Тайи, Дочь – Сирин. От ненужных глаз Храня незыблемые тайны, Кончается великий сказ. Женский голос стих, Линетта подняла глаза, по-прежнему ощущая тепло руки Гленна.
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
Перейти к Примечанию
|
ВХОД
ПОИСК ПО САЙТУ
КАЛЕНДАРЬ
|