«Ромашка» была в этот вечер закрыта для других посетителей – какой-то лощеный юноша в бабочке и нестерпимо блестящих штиблетах впустил меня, придирчиво сверив мою фамилию со списком.
– Танита Танеева? Великолепное сочетание...
В тесной гардеробной висели чьи-то шубы, пальто, витала смесь ароматов сигарет, женских духов и мужских одеколонов, и я вдруг подумала, что эти запахи принадлежат моим бывшим сотоварищам и один из запахов, возможно...
Из-под шуб вынырнул молодой человек в черном сюртучке и остолбенел, увидев меня.
– Ужель та самая Татьяна? Пардон, Танита...
– О господи, это же Юрочка... А фамилию твою я забыла! – засмеялась я. Сейчас я была совершенно спокойна. И даже холодна, оставив свои страхи и мучения за входной дверью, – актерская выучка выручала. Спектакль я должна сыграть без заминки.
– Фогельсон, – машинально напомнил одноклассник, пожирая меня глазами. – Танита, тебя просто не узнать!
Я помнила Юру – он сидел на предпоследней парте у окна, был милым, хотя и довольно егозливым мальчишкой.
– Много народу собралось? – спросила я, поправляя волосы перед зеркалом. Костюм, ноги в золотистых колготках, туфельки на небольшой шпильке, которые я предусмотрительно захватила с собой, – все было безупречно. Главное – чтобы на лице не отразилось ни одной сильной эмоции.
– Порядочно...
Юрочка, который сроду на меня не обращал внимания, преданно дождался того момента, когда я закончу прихорашиваться, и предложил мне свой локоть для сопровождения.
Мы вплыли в зал. В первый момент я ничего не заметила, помня только об одном – чтобы на лице играла приветливая непринужденная улыбка, немного усталая и ни в коем случае не вызывающая. Висели какие-то гирлянды, мигали разноцветные фонари, даже конфетти летало в воздухе, словно праздновали Новый год, лица присутствующих мешались в одно пестрое пятно...
– Танита! Звезда ты наша! – заорал кто-то рядом. Это был весельчак и балагур Грибов, который умудрился прохохмить все десять лет школьной жизни. Помнится, он был двоечником и всеобщим любимцем.
– Грибов, сколько лет, сколько зим... – его имя тоже вылетело у меня из головы.
– Смотрели, смотрели кино с вашим участием...
Почти все уже сидели за сдвинутыми в одну линию столами и, видимо, уже успели переброситься друг с другом приветственными фразами, так что все внимание сейчас было устремлено на меня. Пестрый туман рассеялся, и я стала постепенно узнавать этих людей, которых в последний раз видела еще детьми.
Они обращались ко мне с приветствиями, я тоже отвечала бодрыми, дружескими фразами. Федя Брумель, Надя Синицына, Ленка-толстая и Ленка-в-очках... Бывшие девчонки и мальчишки выглядели великолепно. Они, наверное, тоже ждали многого от этой встречи. Кто откровенно радовался – с охами, ахами, всплескиванием рук, кто сидел независимо, лишь снисходительно поглядывая вокруг.
Непонятно каким образом я оказалась за столом рядом с Юрочкой – тот положил мне в тарелку салат, налил в бокал шампанского.
– Ну что, за встречу!
Мы чокнулись, потом с другой стороны ко мне подсела Катя Варшавская, которая, оказывается, была уже не Варшавской, а Романовой, – полная, белокурая, степенная дама, совсем не похожая на вертлявую тощую Катьку с растрепанной черной челкой, вечно лезущей ей в глаза. Да, время и пергидроль сильно меняют людей...
– Кажется, еще не все пришли, – заметил Юрочка, то и дело привскакивая со стула, словно ему на сиденье положили горсть канцелярских кнопок.
Входная дверь распахнулась, и появился Никита Мусатов – огромный мужик в шикарном костюме. Рокочущим голосом он на миг перекрыл все другие звуки в кафе. Никита работал хирургом в одном из современных медицинских центров, энергия и оптимизм так и перли из него. Непостижимым образом он за очень короткое время успел переговорить со всеми, мне поцеловал руку, шепнув, что мечтал бы лично пропальпировать меня, причем как-то так мило, без налета скабрезности это произнеся, что я только рассмеялась счастливо ему в ответ, сказав, что он все такой же «анфан террибль».
Потом появилась приснопамятная Бубнилова – в темных очках, с переброшенной на грудь косой. Сейчас она занималась политикой и удивила всех с порога, заявив, что она депутат Государственной думы. Чем-то она очень напоминала одну известную даму от политики – манерой говорить, жестами, категоричностью суждений, полнотой и очками. Вблизи нее тотчас же завязался спор.
– Ну что, давайте общий тост? – попыталась организовать шум и гам Пирогова.
– Еще двое не пришли, – ответил ей кто-то из толпы.
– Ну и что? Сто лет их, что ли, ждать...
Юрочка Фогельсон в это время очень обстоятельно рассказывал мне о своей работе менеджера. Но я его почти не слушала, сердце мое билось уже неуправляемо.
– Пойду покурю, – перебила я его.
Но Юра поплелся вслед за мной. В коридоре, слева от входа, было что-то вроде курительной. Там в одном углу уже стояла Бубнилова и ожесточенно спорила с двумя бывшими одноклассниками.
– Танита, ты, что ли? – вдруг спросила она, быстро мазнув по мне взглядом из-под темных очков.
– Здравствуй, дорогая, – ответила я.
– Потрясающе выглядишь, – сказала она и тут же снова нырнула в спор.
Юрочка поднес мне зажигалку и стал рассказывать, как в прошлом году ему прислали настоящие кубинские сигары. Я вообще-то не курила – так, изредка, но сейчас сигарета была единственным спасением для меня.
В это время входная дверь распахнулась, и в клубах морозного пара появилась чья-то фигура. Музыка из зала показалась мне какофонией, я ослепительно улыбнулась Юрочке, всем своим видом показывая, что очень внимательно его слушаю. Человек в вестибюле неторопливо стягивал с себя дубленку. Русые волосы до плеч, широкая спина, свободный свитер с геометрическим узором... Это был он.
– Привет, Сергей! – энергично махнула рукой Бубнилова и тут же переключилась на своих собеседников. Сентиментальностью она не страдала.
Серж медленно подошел к нам. Пожал Фогельсону руку, повернулся ко мне.
– Привет, Танюша, – произнес он своим мягким, почти не изменившимся за десять лет голосом. – Какая ты славная у нас стала.
Я только кивнула в ответ. Он пришел один...
Серж что-то спросил у Юрочки. Что, я не слышала – смотрела на него и не могла насмотреться.
В это время нас позвали из зала, объявив, что больше никого ждать не будем. Мы вошли обратно – в шум, гам, сутолоку. Юрочка как-то сразу оттеснил меня от толпы, захлопали бутылки с шампанским, зашипела пена, лохмотьями шлепаясь из бутылок на пол...
Я держала бокал, слушала тост, который командирским голосом произносила Пирогова, машинально искала взглядом русый затылок и, отмахиваясь от назойливого Юрочки, постепенно приходила в себя.