Сашка вспомнил свой первый бой в лесу. Вспомнил переполнявшее его чувство восторга. Вспомнил и доходившие до него слухи, что того или иного бойца на этом ринге убили, что тела прячут или имитируют несчастные случаи, чтобы не наводить полицию на след подпольного шоу с тотализатором. И сейчас смерть смотрела ему в лицо вот этими раскосыми глазами то ли корейца, то ли китайца. Он понимал, что дерется уже не за победу, а за свою жизнь. Понимал, что нельзя поддаваться панике, нельзя соглашаться с тем, что ты оказался слабее. Тогда конец будет быстрым и неизбежным. И Сашка, стиснув зубы, продолжал бой, издавая истошные боевые выкрики, которые исходили из самых глубин его жаждущей жить утробы и заставляли холодеть спинами самых впечатлительных зрителей.
Он дрался, он продлевал свою жизнь, чудом держась в поединке против вооруженного соперника уже минут пятнадцать. И вдруг — ошибся. Промах, поставленный блок опоздал, и удар древка копья сбоку в голову заставил Сашку покачнуться и на миг потерять ориентацию. И тут же жесткий удар ногой в колено заставил его опуститься от острой боли вниз. Третьего удара он избежал, взвыв от боли в ноге и бросив свое тело в сторону. Его спина прижалась к холодной кирпичной кладке стены и…
Лезвие наконечника копья оказалось прижатым к его горлу. Раскосые глаза его противника холодно сверкали. Сашка смотрел в эти глаза и не видел в них ни надежды, ни пощады, ни жалости. Не хватило скорости, не хватило реакции, думал он, стараясь не опускаться до мысли, что сейчас один восторженный возглас среди зрителей, противник нажмет копьем… и все. Холодная сталь разрежет горло, и он, захлебываясь кровью, рухнет на песок под ногами.
Резкий крик пронесся под низкими сводами подвала, и Сашка со стоном закрыл глаза. Лезвие дрогнуло, нервы, натянутые как струна, казалось, лопнули, и из Сашкиных глаз брызнули слезы бессилия и злости.
Он не знал, не понял, что в подвал вбегают люди в опущенных на лицо «балаклавах» и шлемах. С автоматами и в черных берцах. Резкие крики заставляли всех оставаться на местах и не двигаться. И уже разоружали охранников, уже чьи-то властные шаги приближались к трибуне и главной ложе. Сашка упал, так и не приняв смерти. Просто ноги отказались его держать. Нервное потрясение оказалось слишком сильным для него.
Гуров проходил мимо омоновцев, укладывающих на пол охранников этого шоу, разводивших по стенам зрителей и отделявших организаторов. Люди в подвале даже не возмущались, молча доставали документы и отдавали их в руки оперативников МУРа. Лев дошел до выделенной красным шнуром богатой ложи, такой же примерно, как и в спорткомплексе «Заря», только здесь, в подвале «Юности», и кресла были побогаче, и посуда для гостей была подороже. Надо думать, что и ставки, учитывая настоящее холодное оружие и настоящую кровь на арене, были посерьезнее.
— А здесь у нас кто? — остановился он перед ложей, дожидаясь, пока освободят остальную часть трехъярусной трибуны. — Именитые гости, видимо. Так, лицо знакомое, ну-ка, ну-ка. Корень? Ты? Вот это встреча!
Сухощавый смуглый мужчина со скуластым лицом и злыми глазами смотрел на сыщика исподлобья и кривил губы в усмешке.
— Смотри-ка, Станислав Васильевич! — окликнул Гуров Крячко. — А я все голову ломаю вторую неделю, все не могу понять, что мне тут так знакомо, что-то мне все это напоминает. А это след Корня! И он сам здесь собственной персоной. Как же я про этого вурдалака забыл? Вот кто у нас всегда любил кровавые ристалища.
— Не имею счастья быть знакомым с вами, начальнички, — прошипел Корень. — Путаете меня с кем-то.
— Командир! Егоров! — Гуров поискал глазами командира группы омоновцев и подозвал его к себе. — Вот этого чернявого и злобного стеречь пуще всего на свете. Хитрее и злобнее зверя я не помню в своей практике. Двое наручников на него, и двое ваших бойцов пусть его постоянно держат пристегнутым к себе.
— А с этими что? — Капитан Егоров показал на зрителей, у которых оперативники проверяли документы.
— Ребята сейчас разберутся. Кого-то отпустим, а кто-то интерес представляет. А организаторов, работников спорткомплекса — всех на Петровку. И не давать им по пути общаться между собой.
— Смотри, Лева, — дернул Гурова за рукав Станислав и показал на арену, где омоновцы отбирали у бойца азиатского вида короткое копье и пытались привести в чувство лежавшего на песке молодого крепкого парня с наколотой на груди эмбле- мой ВДВ.
Гуров подошел к лежавшему без движения человеку, возле которого уже суетился врач, и спросил:
— Что с ним? Ранен?
— Нет, не думаю, — ответила врач из бригады «Скорой помощи». — Сердечный ритм чуть учащен, но, в принципе, он в норме. Это что-то вроде обморока.
— Этого заберем с собой сейчас же, — кивнул на парня Гуров. — Когда мы вошли, помнится, он сидел у этой же стеночки, и к его горлу было прижато острое копье. У них тут прямо как в Древнем Риме — палец вверх, палец вниз.
К нему снова подбежал командир омоновцев с рацией в руке:
— Товарищ полковник, передают снаружи. В здание пытался войти человек, подъехавший на машине. Его впустили через черный ход и задержали. Он предъявил документы на имя подполковника полиции Мясникова. Отпустить?
— Кого? — Крячко вытаращил глаза и даже присел от восторга, хлопая себя ладонями по бедрам. — Милый, какое отпустить! Задержать, под белые рученьки подполковника и в автобусик. С уголовниками его…
— Нет, нет! — остановил напарника Гуров. — Мясникова мы заберем с собой в Управление на Житную. Документы ему на руки не отдавать, проверить на предмет у него при себе оружия. Не стесняйтесь, подполковнику погоны носить осталось не долго. Пошли, Станислав, тут без нас закончат. Дело привычное, следователь Ходулин сейчас займется протоколами и обследованием всего этого бедлама. Работы им на всю оставшуюся ночь.
Рука и шея Сашки Белякова были заклеены пластырями. Он сидел на стуле посреди кабинета, опустив голову, и нервно потирал ушибленное плечо. Наверное, боль снова давала о себе знать, потому что проходило действие последнего укола, который ему сделала врач «Скорой помощи». Гуров сидел за своим столом, откинувшись на спинку рабочего кресла, и чуть покачивался, разглядывая задержанного. Крячко по другую сторону по обыкновению сидел верхом на стуле, положив руки на его спинку.
— Ну что, Александр, рассказывай, — начал он, — как ты попал в это заведение, где тебя сегодня ночью чуть не порезали мелкими колечками, как колбасу для бутербродов.
Белякова передернуло, но он быстро взял себя в руки, стиснул зубы и дотронулся до ушибленного плеча. Мысли у него в голове явно еще не улеглись, и отвечать на такие пространные вопросы он пока не мог. Крячко это понимал, он просто хотел своим вопросом немного растормошить парня, заставить рассказывать откровенно, ничего не утаивая. Ведь его от смерти фактически спасло лишь прибытие ОМОНа.
— Сколько ты уже участвуешь в боях? — сухо спросил Гуров.
— Месяца четыре, наверное.