«Сережа после „Цвета граната“ чуть не свихнулся. И надо признаться, было с чего.
На Украине закрыли его „Киевские фрески“, остановили в производстве „Интермеццо“ и „Икар“, завернули „Золотой обрез“. В Армении отказались снимать два его прекрасных сценария — „Ара Прекрасный“ и „Давид Сасунский“.
Он бился головой о стену — все глухо, все непроходимо…Что бы он ни предложил — отказ… Чаще всего без всяких объяснений. Система одна: что на Украине, что в Армении — отписки, проволочки, отказ. По тем временам само название студии имени Довженко было синонимом серости и пошлости… Провинциальная студия, создававшая гопачно-олеографические фильмы. И вдруг такой фейерверк — „Тени…“!
То же самое произошло и с „Цветом граната“, хотя фильм и был порядочно испорчен перемонтажом Юткевича.
Все это только раздражало бездарей, завистников и чиновников от кино.
Что-то вырвалось у них из-под контроля, что-то получилось не так, „как положено“.
Лучше остеречься. Лучше „держать и не пускать“, не то, чего доброго, он еще такого натворит! А сам Сережа, взъерошенный, взбудораженный всей этой атмосферой сплетен и враждебности, постоянными провалами планов, только и делал, что подливал масло в огонь. Хамил начальству, публично высмеивал чиновников и редакторов. Он был на грани срыва…
В начале 70-х я работала в творческом объединении „Экран“ в должности заместителя директора. Сергея знала еще по ВГИКу и высоко ценила его талант. Объединяла нас и общая дружба с Андреем Тарковским. Мы со Стеллой Ждановой, заместителем председателя Гостелерадио, специально поехали в Киев спасать Сережу — попробовать уломать украинское начальство дать Параджанову постановку. Они — ни в какую! Оказывается, было негласное указание ЦК КП Украины не давать ему работать и вообще не пускать на Украину.
Вернувшись в Москву, мы пустили в ход тяжелую артиллерию. Почтенный старик, живой классик Виктор Шкловский направился к Лапину с замечательным сценарием Сережи „Чудо в Оденсе“. На счастье, оказалось, что Лапин видел „Тени…“ где-то за рубежом и был впечатлен реакцией зрителя и прессы. Короче, наше начальство после недолгих колебаний согласилось выделить деньги на постановку телевизионного фильма по сказкам Андерсена.
Мы были вне себя от радости. Неужели удалось-таки переломить ситуацию?»
А дальше события развивались следующим образом… Было логично снимать сказки Андерсена где-нибудь в Прибалтике. И сначала с этим заказом от Центрального телевидения «Экран» обратился туда. Но все три прибалтийские студии, прослышав про острый язык «правдоруба» Параджанова, одна за другой в панике бежали от этого интересного предложения как черт от ладана. Что же их так напугало? Ведь Параджанов всегда был далек от политики, газет не читал, телевизора, как и телефона, никогда не имел, и о текущих событиях у него было весьма слабое представление, благо интересовался он скорее античными страстями, чем современными. Уже в годы перестройки, попав наконец в Мюнхен и отвечая на вопрос корреспондента, который настойчиво старался натолкнуть его на политические заявления, он в сердцах воскликнул:
«Я не диссидент. Я — художник! Единственное мое желание — создавать фильмы, преисполненные красоты и добра».
Об этом обстоятельстве весьма нелишне напомнить как в свете тех событий, что развернулись вскоре на его судебном процессе, так и нынешних попыток сделать из него политического борца.
Но вернемся к событиям вокруг сценария «Чудо в Оденсе». Сложилась парадоксальная ситуация: Центральное телевидение со своими деньгами предлагало выгодный и интересный заказ, а все студии от него отказывались.
Рождественская сказка, рассчитанная на показ под Новый год, вызывала страх: только не Параджанов с его «ужасным» характером и «ужасным» языком. Наконец снова обратились на «Арменфильм».
Сценарный портфель студии был тогда скуден, а тут давали деньги и предлагали снять качественный проект. Последовали долгие тяжелые раздумья, переговоры, наконец скрепя сердце было дано согласие — снимать Данию в Армении.
Параджанов сохранил об Армении теплые воспоминания и на необычное предложение согласился сразу. В той же своей речи в Минске он говорил: «Армения — великая страна с потрясающей культурой, это моя родина. Когда я впервые посетил ее, абсолютно захлебнулся от красоты и поэзии своего народа. Я родился в Тбилиси и впервые увидел Армению. Это безумная античность, чистота, это величие…»
Но давайте вернемся к воспоминаниям Огородниковой:
«Прошло еще несколько месяцев нервотрепки, переписки, просьб и увещеваний, прежде чем удалось наконец уговорить руководство киностудии „Арменфильм“ включить „Чудо в Оденсе“ в производственный план.
Сергей прислал мне замечательные раскадровки будущего фильма — серию прелестных рисунков к сценарию, открытку с надписью: „Жду Вас на премьере ‘Чуда в Оденсе’!“ И вдруг все пошло наперекосяк — нежданно-негаданно…
Вмешался злой рок, который постоянно преследовал Сережу. И как тут не поверить знамениям и приметам. Судите сами. Уточняю по датам:
декабрь 1973 года. Мы связываемся с „Арменфильмом“. 15 декабря Гостелерадио получает официальное подтверждение об утверждении сценария и включении его в планы студии.
17 декабря. „Арменфильм“ высылает нам приказ о запуске сценария в производство. Я спешу поскорее открыть конверт, позвонить Сереже, поздравить…
Руки дрожат… Наконец разрываю конверт и… о ужас — вместе с конвертом рву пополам находящийся в нем документ. Становится не по себе. Не могу простить себе эту неловкость. Меня утешают: что за проблема — позвоним, вышлют снова!
А ровно через два часа мне звонят с сообщением: сегодня на квартире в Киеве арестован Сергей Параджанов. Так не суждено было сбыться одному из самых ярких замыслов Мастера…»
Итак, империя нанесла удар! Казалось бы, сбылась заветная мечта — Параджанов отбывал наконец из Украины и никому со своим балагурством больше не мешал. За что было его преследовать? Ведь политической деятельности он не вел.
На скорую руку был состряпан повод, торопливо найдены «жертвы» Параджанова… Опережая события, скажем, что все было сделано в такой спешке, что от всех первых обвинений и свидетелей пришлось затем отказаться.
Сейчас о другом…
Подобно тому, как в начале фильма «Тени забытых предков» вековая сосна, стоявшая неподвижно, начала свое внезапное падение, чтобы всей своей тяжестью обрушиться на маленького Ивана, так и сейчас рок — тема, всегда волновавшая Параджанова, — обрушился на него страшно, коварно, смертельно.
Что было бы, успей Параджанов вылететь в Армению, где уже согласно приказу он должен был 17 декабря приступить к работе? Увы, в истории его жизни нет этих страниц… Возможно, все сложилось бы благополучно…
Но вмешался рок!
17 декабря 1973 года его ждала работа… Но в этот день его встретили стены не «Арменфильма», а Лукьяновской тюрьмы.