Космонавт №34. От лучины до пришельцев - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Гречко cтр.№ 29

Cтраница 29

Уходя, Комаров спросил: «Может, чем-то помочь?» Я говорю: «Да понимаете, помочь мне невозможно, даже мое начальство гражданское, от меня отказалось. Я бы, конечно, хотел продолжить обучение, теоретические экзамены, теоретические занятия, а нога постепенно бы срослась». – «И что?» – «Мне сказали, отвезут меня домой». И я, ни на что особенно не надеясь, добавил: «Хочу, чтобы меня отсюда повезли не домой, а в Звездный городок». И Владимир Комаров сказал: «Я попробую».

В день выписки за мной пришла машина, а в ней хирург из ЦПК Мокров. От Бурденко до Звездного – около часа езды. Весь этот час он, не переставая, твердил: «Ну и кому это пришла в голову такая бредовая идея – везти тебя, безногого инвалида, в Центр Подготовки Космонавтов. Чтобы ты там со своими костылями портил вид такого учреждения? Разве мало у нас людей с целыми ногами?!» Так говорил врач – представитель гуманной профессии. Битый час говорил!

А Комаров добился, чтобы я вернулся в свою комнату в Звездном и продолжил теоретические занятия. Кроме Комарова, помог генерал Николай Федорович Кузнецов, фронтовой летчик. Он сказал: «Вот я посмотрел, Гречко за то время, которое он у нас был, парень думающий, парень храбрый, прыгает нормально, все экзамены сдает на отлично. Нога сломана, но ведь космонавту важнее голова…» Так меня и восстановили.

Тогда как раз составляли экипажи, в которые, конечно, попали ребята со здоровыми ногами. А я со своей сломанной надолго оказался где-то в хвосте. Я не лежал на печи, как Илья Муромец в молодые годы. Изучал инструкции для экипажей, работал с приборами. Гипс у меня был от паха до кончиков пальцев.

Вопреки советам космонавта Беляева, я на костылях ходил в наш спортзал и делал упражнения. Зимой шел по льду. Для устойчивости в костылях были гвозди. Это был серьезный риск: второе падение означало бы инвалидность. Но риск оправдал себя. Когда сняли гипс – нога была тонкая и вся в струпьях, мне страшно было на нее смотреть. Но врачи сказали, что нога сохранилась хорошо. Лучше, чем можно было ожидать – во многом благодаря физическим упражнениям.

Я ходил в планетарий Звездного. Я учился определять созвездия через искусственный иллюминатор. В космосе это, ох как пригодилось. Иногда просил ребят взять меня с собой на тренировки в учебный корабль. Внимательно за ними наблюдал. Помню, все космонавты шли мне навстречу и только один однажды сказал, что я своими костылями порчу вид Звездного городка.

Мы должны выполнять по 12 прыжков ежегодно. Я подождал, пока окрепнет нога. Первые прыжки были назначены на зимнее время. Чтобы я, на первом прыжке, оберегая ногу, мягко приземлился в снег. С третьего прыжка в тот же день я приземлился на бетон. Больно, но нога осталась целой и сомнения рассеялись. Врач мне сказал: «Ну, теперь сломанная нога в старости будет у тебя побаливать!». Мне уже за восемьдесят – и все еще не побаливает. Значит, я еще не старый! Только раньше я слышал о себе, – талантливый, спортивный, молодой, а теперь говорят: «Хорошо выглядишь».

Вся профессиональная жизнь космонавта – это экзамены. И в прямом, и в переносном смысле. Мы постоянно должны доказывать свою профессиональную состоятельность. Испытания начинаются на Земле, длятся долгие годы и продолжаются в космосе.

Полет на космическом корабле – разве это не экзамен? Экзамен, и сложнейший! Не столько перед экзаменационной комиссией, сколько перед самим собой. А работа на орбитальной станции – разве это не череда экзаменов? Но сначала – общекосмическая подготовка. Изучается астрономия, космическая навигация, принципы управления космическим кораблем.

А вот когда тебя назначают уже в экипаж – на конкретный корабль, с конкретной программой полета, тогда начинается уже конкретизированная подготовка. По системам именно этого корабля, по научным приборам, которые именно на этой станции стоят, по задачам, которые стоят именно перед тобой в этом полете. Создаются условия полета, условия работы на орбитальной станции.

Тогда у космонавтов много занятий на различных тренажерах, специфических тренировок в скафандрах, отрабатываются различные аварийные ситуации. Проводятся комплексные тренировки, идет постоянная учеба и постоянные экзамены. Космонавты летают месяцами, а готовятся к полетам в космос годами. У меня было три полета в космос, а экзаменов за время подготовки я сдал не одну сотню.

Первым из королевцев слетал в космос Феоктистов, за ним Елисеев. Я считал, что всех годных к полетам бортинженеров нужно было испытать в космосе по одному разу. А потом, проанализировав работу в космосе, выбрать лучшего для второго полета.

Но все сложилось иначе. Анохин хотел сделать из Елисеева «шеф-пилота». Военные продвигали для этой же роли Шаталова. За короткий срок они слетали по два раза. И вот уже казалось, что победу одерживают те, кто ставил на Елисеева. Он готовился в третий полет с командиром Георгием Шониным. Но Шонин нарушил режим, и кто-то заинтересованный его сдал. Поднялся шум, и Шонина от полета отстранили.

Кто полетит с Елисеевым? Полетел командир дублирующего экипажа Шаталов. У обоих стало по три полета… Карьера Елисеева пошла вверх, он стал заместителем главного конструктора.

Со временем принципы подготовки космонавтов устаревали. Все большее значение приобрели орбитальные станции. На космическом корабле мы находились только в первый день полета и в последние полдня. Весь остальной срок полета работали на орбитальных станциях. А при подготовке 75 % времени уделялось изучению корабля. И только 25 % станции с ее сложнейшими приборами, к каждому из которых нужен индивидуальный подход.

Мы, несколько космонавтов, обратились к Елисееву с предложением изменить такое положение вещей, больше изучать орбитальные станции. Елисеев почему-то воспринял это как критику, как вторжение на его территорию. Он стал на нас давить, заставлял взять предложения назад. «Трамбовал» и всех вместе, и каждого по отдельности. У нас все было обосновано, не меньше двадцати причин, но он и слушать не хотел.

Почти все отказались от предложений. Я не отказался. Тогда он вызвал меня в свой кабинет и возвысил на меня голос. Я сказал: «Когда со мной спорят, когда предлагают аргументы – я еще могу как-то соображать. А, когда на меня орут – я соображать перестаю». Больше никогда я не подавал ему руки.

Однажды я отдыхал на юге, и там одна гадалка предсказала мне на кофейной гуще: «С твоего пути ушел большой враг». Я вернулся в Москву и узнал, что Елисеев ушел из «Энергии», стал ректором Бауманского института. А в подготовке космонавтов, все равно пришлось больше времени уделять орбитальным станциям. Плакат с нашими предложениями до сих пор у меня хранится.

В мое время у космонавтов были две, по существу, разные должности, – командира и бортинженера. Во внештатных ситуациях нам иногда приходилось брать на себя обязанности товарища. Такие ситуации тренировками были предусмотрены. Конечно, из бортинженера не делали полностью командира корабля. И командир не мог полностью заменить бортинженера. Но в тех знаниях и навыках, от которых зависит жизнь самих космонавтов или станции, мы, конечно, друг друга подменяли.