|
Cтраница 63
Говорили, как всегда, бессвязно обо всем, но все время возвращались к поэзии. Бахыт поведал мне смешную историю. Когда в советские времена у него дома гэбэшники проводили обыск, то один из них в поисках запрещенной литературы влез под диван, вылез оттуда весь в пыли и, чихая, сказал недовольно: «Что же вы дома не убираете?» В Монреале Бахыт живет в дешевой квартирке в многоэтажном доме с коридорной системой. Жизнь здесь, однако, в не очень богатой части города какая-то очень достойная и приятная.
Я попросил Бахыта почитать новые стихи. Он сказал, что прочтет всего одно стихотворение, посвященное его другу прозаику Петру Образцову. Как пояснил Бахыт, он много раз читал эти стихи и однажды решил спросить, знает ли кто-то из молодого поколения его слушателей значение слова «повторник». Оказалось, что никто не знает. Бахыт был вынужден объяснить. Повторник – это человек, который в сталинском ГУЛАГе сидел по политической статье и, когда кончался срок его заключения, автоматически получал следующий. Фактически это означало смерть в лагере.
Значит, и ты повторник. Твой воздух едок, как фтор, и одинок, словно в Дрездене, в сорок третьем году, инженер-еврей. Ключик к хорошей прозе едва ли не в том, чтобы она была не меньше насыщена, чем хорей или, допустим, дактиль. Сгущенная во сто крат, жизнь не выносит пошлости. Вот тебе оборот: с бодуна пробормочешь невесть почему: Сократ, и вспоминаешь: цикута, бедность, старый урод. Между тем он умел взмахнуть галерным веслом, отведав брынзы и лука, рыгнуть, и на даль олимпийских гор направлять свой лукавый взгляд под таким углом, чтобы пот превращался в кровь, а слеза – в кагор. Растворятся во времени бакелит, КВН, совнархоз, люминал. Даже сотням и тысячам неисправимых строк — шестерить муравьями в чистилище, где и нам в лебеде и бурьяне, в беззвездных сумерках коротать свой срок. А как примешь известно чего, как забудешь про все дела — вдруг становится ясно, что вечный сон – это трын-трава. Ключик к хорошей прозе, мой друг, – чтобы она плыла от Стамбула под парусами, курсом на греческие острова. После встречи с Наумом Коржавиным, Бахытом Кежеевым и другими русскими поэтам зарубежья, даже востребованным в сегодняшней России, остается странное чувство грусти и сочувствия к ним, которое не зависит от их успешности. Я много раз погружался в океане в подводном обитаемом аппарате, где запасы кислорода ограниченны – около тридцати шести часов, и на своей шкуре испытал, что такое недостаток воздуха. Что-то похожее происходит и с русским языком за рубежом. Живя в России, мы не задумываемся об этом, как не замечаем воздуха, которым дышим.
Себя не ощущаешь лишним, Покуда дан тебе, незрим, Язык, которым все мы дышим И на котором говорим, В краю, где никогда не сгинет Знакомых слов водоворот. Поэт, освоивший чужбину, Живет как раз наоборот. Поэт, освоивший чужбину, Живет как раз наоборот. Он как ныряльщик, что в глубины Несет с собою кислород. Над Потомаком или Роной Он не вернет уже из книг Московский мусорный соленый, Чуть матом сдобренный язык. Там, где далек и ненадежен Курантов сумеречный бой, Он говорить все время должен С самим собой, с самим собой, Чтоб думать, как и встарь, привычно, На нем во сне и наяву. В потоке слов иноязычных Держаться трудно на плаву. Как для куряки папироска, Как пайка хлеба для зэка, Непозволительная роскошь Глоток родного языка. Несколько раз мне довелось пересечь Канаду, как и США, с востока на запад. Я дышал чистым морозным воздухом заметенного снегами Виннипега, города, где появился знаменитый любимец детей всего мира медвежонок Винни Пух, названный Милном в честь этого города. Я любовался Скалистыми горами в Калгари, городе геологов, где в музее можно увидеть уникальное собрание скелетов древних ящеров. Я прогуливался по тихоокеанской набережной сказочного города Ванкувер, названного так по имени голландского капитана – первооткрывателя этих земель, и лакомился в рыбном порту свежайшими суши. Я проезжал в октябре через густые кленовые леса, пылающими багрянцем осени, и понял, почему на флаге этой страны изображен красный кленовый лист. Я побывал на живописном острове Виктория в океанологическом институте, где встречался с моими коллегами. И все это оставило впечатление устремленной вперед страны, у которой тоже наверняка немало своих проблем, но главное не в этом, а в том почти физическом чувстве доброжелательства и безопасности, которое ощущает каждый приехавший сюда.
Над Канадой, над Канадой Солнце низкое садится. Мне уснуть давно бы надо, — Отчего же мне не спится? Над Канадой небо сине, Меж берез дожди косые… Хоть похоже на Россию, Только все же – не Россия. Нам усталость шепчет: «Грейся», — И любовь заводит шашни. Дразнит нас снежок апрельский, Манит нас уют домашний. Мне снежок – как не весенний, Дом чужой – не новоселье: Хоть похоже на веселье, Только все же – не веселье. У тебя сегодня слякоть, В лужах солнечные пятна. Не спеши любовь оплакать, Подожди меня обратно. Над Канадой небо сине, Меж берез дожди косые… Хоть похоже на Россию, Только все же – не Россия!
Кенгуру под дождем
Непогоду поутру переждем, В буше мокнут кенгуру под дождем, Не осталось от жары и следа, Над Австралией стоят холода. И не скачут, как вчера, кенгуру, Застывая на холодном ветру, А лежат они на мокрой траве, Прислонившись голова к голове. Я с ладони накормлю кенгуру, Крупных зерен для него соберу, Неслучаен он на гербе страны, Что встает из океанской волны. Потому что, как и этот народ, Может двигаться он только вперед, Не дрожа перед любой из преград, Никогда не отступая назад. Дует ветер с Антарктиды – беда, Над Австралией стоят холода. Нам не видеться с тобой, кенгуру, Я на севере далеком умру, В несвободе, холодах и снегу, — Жить иначе я уже не смогу. Вот и все мои на свете дела, Ну, а ты еще дождешься тепла. У каждого человека, а иногда и у целых народов, существует мечта о земле обетованной, где все можно начать с белого листа, а горечь обид и собственные ошибки оставить позади. Так, русские крепостные бежали на Дон, а Эрик Рыжий, как утверждает легенда, успев замочить кого-то у себя на Родине в Исландии, спасаясь от судебных преследований, пошел на ветхом суденышке на Запад и открыл Северо-Американский континент. Многие века воображение людей занимали образы Шамбалы и других мифических стран. Атлантида, не та Атлантида, которую я искал на вершине глубоководной горы Ампер, а Атлантида – изотерическая, до сих пор представляется многим образцом идеального человеческого общества. Австралия, пятый континент планеты, на сегодняшний день, пожалуй, единственное место на Земле, которое может стать таким белым листом.
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
|
ВХОД
ПОИСК ПО САЙТУ
КАЛЕНДАРЬ
|