Андрей Сахаров. Наука и Свобода - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Горелик cтр.№ 66

Подводя итоги испытания, Курчатов особо поблагодарил Сахарова за его, как он выразился, «патриотический подвиг». За этот подвиг Сахаров, как и другие отцы советской супербомбы, через несколько месяцев получил огромную, носившую еще имя Сталина, премию в 500 тыс. рублей (примерно сорок годовых зарплат врача), и свою первую звезду Героя Социалистического Труда. Для героев построили двухэтажные дачи-особняки под Москвой.

А самой первой наградой стало избрание в Академию наук. Научный статус Сахарова определился еще до успешного испытания, и весной 1953 года по указанию Курчатова он — пока лишь кандидат наук — был представлен кандидатом на предстоявшие выборы членов-корреспондентов академии. Однако после триумфального испытания «Курчатов переиграл свой план», Сахаров баллотировался сразу в действительные члены Академии наук. Академиком он стал за месяц до того, как его утвердили в звании доктора наук.

В тех же выборах академиками стали Тамм (после 20 лет пребывания членом-корреспондентом), Харитон (научный руководитель Объекта) и несколько других ученых, занятых спецфизикой. Членом-корреспондентом стал Гинзбург, но только много позже он понял, что главную роль в этом сыграла его Вторая идея — LiDочка, а не достижения в чистой науке. ^[219]

Не повысили, однако, в академическом звании Зельдовича (членкора с 1946 года). По этому поводу Сахаров написал: «Это было совершенно несправедливо, очень меня огорчало и ставило в ложное положение». Причиной этой несправедливости был, судя по всему, просто расклад личных симпатий-антипатий на «академической выборной кухне», которую Сахаров впервые имел возможность наблюдать. В академики Зельдовича выбрали только в 1958 году.

В глазах правительства осенью 1953 года Сахаров стал спецфизиком номер один. Тамм еще на испытательном полигоне обратился к руководству с просьбой разрешить ему вернуться к чистой науке. Ему разрешили и даже позволили взять к себе, в теоретический отдел ФИАНа, несколько новых сотрудников (в том числе одного с Объекта — В.И. Ритуса).

Теоретический отдел Тамма на Объекте возглавил Сахаров. Почему он тогда не последовал за своим учителем — в чистую науку? Быть может, как когда-то на патронном заводе, опять было «жалко оставить ту изобретательскую работу, которая начала получаться». Не было сомнений, что термоядерное изобретательство начало получаться, но и признать, что Слойка — венец его творения, он не мог. Когда вскоре после испытания Зельдович спросил, чем он теперь собирается заниматься, и подсказал ответ — МТР, Сахаров ответил: «Нет, я должен довести до дела изделие».

Чтобы понять притяжение Сахарова к этому смертоносному, но глубоко научному изобретательству, надо бы знать устройство его изделия. Но чтобы понять Сахарова, еще важнее быть знакомым со страстью к изобретательству.

Ведь страсть к научному изобретательству это… страсть. Как страсть к женщине, к поэзии, к карточной игре, к музыке. И то, что предмет научной страсти кажется более рациональным и общественно необходимым, мало что меняет. Страсть невозможно объяснить, она сама многое объясняет. Может объяснить, например, то, что ритм подготовки первого термоядерного испытания не нарушился даже от внезапного падения высшего государственного руководителя ядерного проекта. В конце июня Берию арестовали, объявив врагом партии и советского народа, и сразу же Первое главное управление переименовали в Министерство среднего машиностроения. Обитатели ядерного архипелага сократили это длинное маскировочное название до Средмаша, которое и мы будем применять.

Даже имея дело со столь несредним машиностроением, легко отдаваться страсти, когда уверен, что это — на благо родной страны и всему лучшему в мире. У Сахарова было еще несколько лет для такой безоблачной уверенности.

Если у него и имелись какие-то основания преуменьшать свою роль, то они должны были исчезнуть в ноябре 1953 года, когда новый государственный руководитель ядерного проекта В.А. Малышев попросил Сахарова наметить направление дальнейшей работы по термоядерному оружию.

Не вполне осознавая, какое значение придадут его рекомендациям, Сахаров изложил свои взгляды на усовершенствование Слойки и указал параметры следующего изделия, основываясь на идее, которая в тот момент казалась ему многообещающей. Руководство страны настолько доверилось тридцатидвухлетнему академику, что его наметки сразу же положили в основу постановлений правительства.

Одно из них, «О разработке нового типа мошной водородной бомбы» от 20 ноября 1953 года, обязывало Минсредмаш в 1954—1955 годах сделать термоядерный заряд, который Сахаров «так неосторожно анонсировал» и который уже получил название РДС-6сД. ^[220]

Другое постановление правительства предписало создать межконтинентальную баллистическую ракету, способную нести этот заряд. При этом исходным параметром для конструкторов ракеты стал указанный Сахаровым вес заряда. Этим определялся весь масштаб конструируемой ракеты — ракеты, которая вывела в космос первый искусственный спутник Земли и первого человека.

Спустя тридцать лет Сахаров, размышляя о причине такого доверия к нему, назвал несколько факторов:

Моя самонадеянность, находившаяся на максимуме после испытания, некое «головокружение» (быстро прошедшее, но было поздно), вера Малышева в меня, в мой талант, внушенная ему Курчатовым, Келдышем и многими другими, подкрепленная успешным испытанием и моей тогдашней манерой держаться — внешне скромной, а на самом деле совсем наоборот.

Первая водородная или всего лишь усиленная атомная?

Но какие, собственно, могли быть основания для самонадеянности, если военно-научные достижения приходилось сопоставлять с американскими? Мог ли Сахаров думать тогда, что в области его профессии «мы впереди планеты всей»?

Ответ здесь сильно зависит от года, к которому относить данный вопрос. В 1953-м он так думать не мог. Но мог думать, что Советский Союз догнал в этом деле США.

Еще 2 декабря 1952 года Берия направил Курчатову записку, в которой упомянул первое американское испытание водородной бомбы (произведенное 1 ноября 1952 года под кодовым названием «Майк»):

Решение задачи создания РДС-6с имеет первостепенное значение. Судя по некоторым дошедшим до нас данным, в США проводились опыты, связанные с этим типом изделий. При выезде с А.П. Завенягиным в КБ-1) передайте Ю.Б. Харитону, К.И. Щелкину, Н.Л. Духову, И.Е. Тамму, А.Д. Сахарову, Я.Б. Зельдовичу, Е.И. Забабахину и Н.Н. Боголюбову, что нам надо приложить все усилия к тому, чтоб обеспечить успешное завершение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, связанных с РДС-6с. Передайте это также Л.Д. Ландау и А.Н. Тихонову.

Так что в 1953 году дело выглядело так, что успешным испытанием Слойки СССР лишь догнал США.

Позже стало известно, что Майк — лабораторное сооружение в 80 тонн, а не бомба, готовая к погрузке на самолет, какой была Слойка (в США первую водородную бомбу сбросили с самолета в 1956 году). Тогда советские «бомбоделы» получили возможность говорить, что первая водородная бомба была советской.