Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского - читать онлайн книгу. Автор: Яков Гордин cтр.№ 16

Но главное дальше. Строка «Люблю я родину чужую» фигурировала едва ли не во всех газетных выступлениях, цитировалась не раз на суде и стала главным доказательством антипатриотизма Бродского. Прелесть, однако, в том, что такой строки у него никогда не было. Речь идет о стихотворении из цикла «Июльское интермеццо» шестьдесят первого года, которое начиналось:

А заканчивалось:

Речь, как всякому понятно, идет о поездках не по США или Израилю, а по Советскому Союзу. (А конкретно – о Подмосковье.) Все сказанное относится к местности, где родился один из друзей поэта и которую поэт проезжает. Вот и все.

Но из последней строки и создали, намеренно исказив ее, этот страшный жупел.

Иосиф немедленно написал опровержение и отправил в газету.

«Уважаемый товарищ редактор,

в номере Вашей газеты за двадцать девятое ноября с. г. я прочел статью трех авторов – Бермана, Лернера и Ионина – под названием „Окололитературный трутень“. Оставляя в стороне ее литературные качества, я хочу остановиться почти на всех фактах, в ней изложенных, комментируя их с точки зрения действительности, которую можно удостоверить чисто документальным путем. Письмо мое, таким образом, будет короче помещенной в Вашей газете статьи, но, прочтя его, Вы убедитесь, что статья могла быть много короче письма.

1. Во втором абзаце говорится, что „Бродский посещал литературное объединение начинающих литераторов при Дворце культуры им. Первой пятилетки…“. И далее там сказано, что он „решил, что занятия в литобъединении не для его широкой натуры…“ и что „он даже стал внушать пишущей молодежи, что учеба в литобъединении сковывает-де творчество“.

Руководитель литературного объединения при ДК им. Первой пятилетки, член Ленинградского отделения Союза советских писателей Глеб Сергеевич Семенов может подтвердить, что я никогда не присутствовал на занятиях его кружка. Остальное, естественно, так же достоверно.

2. В следующем абзаце говорится об ущербности его (Бродского) мировоззрения, о его невежестве, бескультурье и проч. В частности: „Да и какие могут быть знания у недоучки, у человека, не окончившего даже среднюю школу…“

Я получил среднее образование в школе рабочей молодежи, так как с пятнадцати лет пошел работать на завод. Я имею соответствующий документ – аттестат зрелости, который готов предъявить в любую минуту.

В этом же абзаце приводятся названия двух будто бы принадлежащих мне стихотворений (Кладбище. Умру, умру…). Стихотворений с такими названиями у меня нет.

3. Далее идут подряд три цитаты: „От простудного продувания…“, „Накормите голодное ухо…“ и „Я шел по переулку…“. Все эти три цитаты являются, по словам авторов, выражением моих желаний, требований, „откровенно циничными заявлениями, абракадаброй, тарабарщиной“ и проч.

Ни одна из этих цитат не принадлежит мне. Две первых принадлежат другому поэту. Третья, как я понимаю, представляет собой совершенно чудовищное искажение строфы одного из моих давних стихотворений, искажением настолько чрезмерным, что я не в состоянии признать цитированные строки своими.

4. В следующем абзаце сказано, что, „уйдя из литературного объединения, Бродский стал кустарем-одиночкой и начал прилагать все усилия, чтобы завоевать популярность“. И далее перечисляются места, куда мне „удалось проникнуть“. Это общежитие Лен. гос. университета, библиотека им. Маяковского, Дворец культуры им. Ленсовета.

Я был несколько раз приглашен студентами Лен. гос. университета в их общежитие, равно как и молодежным советом ДК Ленсовета. Что же касается библиотеки им. Маяковского, то я выступал там на вечере польской поэзии, организованном Ленинградской секцией переводчиков при Союзе писателей, по приглашению этой секции. На этом вечере я читал свои переводы из польских поэтов. Устроители вечера – секция перевода при Союзе писателей – могут это засвидетельствовать.

5. Далее в двух абзацах перечисляются фамилии 12 человек, которые, по словам авторов, „составляют окружение Бродского“.

Троих из этого списка – Ковалева, Бабушкину и Широкова – я совершенно не знаю, никогда не видел и, более того, никогда не слышал их фамилий. Этого было бы уже вполне достаточно, но следует коснуться и остальных. М. Волнянская – студентка Ленинградского университета – упомянута, вероятно, по той причине, что проживает в том же Дзержинском районе, что и я. В течение, скажем, 1963 года я встречал ее совершенно случайно не более 5–6 раз. Ее подругу, „проповедницу учения йогов и всяческой мистики“ – Нежданову – я не видел в течение, кажется, трех лет. Владимир Швейгольц, студент Педагогического института им. Герцена, тоже проживает в Дзержинском районе, но встречаю я его еще реже. Думаю, что эти трое, так же как и все остальные, могут сказанное подтвердить. Анатолий Гейхман, которого я видел в своей жизни не более трех раз, никакого окружения составлять не может по причине своего – уже трехлетнего – пребывания в тюрьме. Геофизик Шелинский по сей день работает в геологической партии на Полярном Урале, куда он уехал два года назад. (Не понимаю, каким образом он может быть при этом „скупщиком иностранного барахла“, как утверждают авторы.) Шелинский – единственный мой реальный знакомый, с которым мы встретились в 1958 году и вместе проработали два года в геологической партии – в Якутии и на Белом море. В. Герасимов – талантливый литератор, сотрудник Ленинградской студии телевидения. Я, к сожалению, встречаю его не больше пяти раз в году. Леонид Аронзон – больной человек, из двенадцати месяцев в году более восьми проводящий в больнице.

Остальных же троих – Ковалева, Бабушкина и Широкова – я, повторяю, никогда не видел; полагаю, что они смогут это подтвердить. Так что все это – мертвые души, и в этих случаях авторы прибегли ко лжи для доказательства недоказуемого.

6. Далее вновь повторяется история с вымышленными цитатами: „Мы – пыль мироздания“ и „Настройте, Нонна…“. Ничего подобного я никогда не писал. Вторая цитата принадлежит тому же известному поэту.

Строчка „…и люблю я родину чужую“ взята из финала лирического стихотворения, имеющего вполне реального русского адресата, проживающего в другом советском городе (именно: в Москве). Это позволяет авторам, однако, сделать вывод, что „он и в самом деле не любит своей Отчизны и не скрывает этого“. И что, более того, я долгое время вынашивал и вынашиваю до сих пор планы измены Родине.