Анатолий Тарасов - читать онлайн книгу. Автор: Александр Горбунов cтр.№ 37

Яковлев не стал подтверждать бродившие слухи о том, что Тарасов якобы довольно долго сам высказывался против этой затеи. Заметил лишь, основываясь на личных ощущениях, что Тарасов, как показалось ему, «побаивался — но не самих матчей, а того, что команда не успеет к ним должным образом подготовиться. Постоянно держал в напряжении руководство Спорткомитета, чтобы не оказалась упущена ни одна мелочь».

В ЦК КПСС тогда мнения разделились. Брежнев, по словам Яковлева, «колебался, поскольку очень боялся проигрыша». Сектор спорта, входивший в Отдел агитации и пропаганды, был против матчей. Против был и КГБ, в котором, как всегда в те годы, перестраховывались, опасаясь побегов и провокаций. На канадскую часть серии-72 отправили, например, огромное количество соглядатаев из КГБ. Получилось не меньше трех на каждого игрока.

В значительной степени на окончательное решение Политбюро ЦК КПСС, рассматривавшего записку Агитпропа, повлиял первый за всю историю существования Советского Союза визит в Канаду в 1971 году председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина. Яковлев был тогда исполняющим обязанности заведующего отделом, и он приложил руку к составлению записки. После серии-72 он попал в опалу, опубликовав в «Литературной газете» статью «Против антиисторизма»; 1 июня 1973 года его отправили в «номенклатурную ссылку» — послом в Канаду, где хоккея он насмотрелся досыта.

Дмитрий Рыжков, советский хоккейный журналист из «первого ряда», писал — ничем, правда, свое мнение не подтверждая, — что «дуэт тренеров сборной СССР — Аркадий Чернышев и Анатолий Тарасов — в бой с профессионалами не рвался». При этом Рыжков утверждал, что «разговоры о встречах советской сборной с профессионалами стали возникать в начале 70-х годов».

Это ни в коей степени не соответствует истине. Однако временной ориентир — «начало 70-х годов» — вряд ли назван случайно, поскольку он плотно привязан к посылу о том, что Тарасов и Чернышев играть с профессионалами якобы не хотели. Цепочка событий выстраивается простая: разговоры о матчах с профи стали возникать в начале 70-х — Тарасов и Чернышев возможных игр убоялись и в бой не рвались — и дабы избежать встреч с канадскими профессионалами, спешно заявили после Олимпиады в Саппоро в феврале 1972 года об отставке.

Больше оснований, думается, говорить об обратном: это канадцы, узнав об уходе из сборной двух «тренеров-монстров» (особенно они опасались Тарасова), сразу же согласились на проведение долгожданных встреч и форсировали подписание соглашения. Почему бы не предположить, что канадская сторона затягивала ход переговоров, если не настаивая при этом, то намекая на необходимость перемен в тренерском штабе сборной СССР?

…Но вернемся в февраль 1964 года. После того как Хрущев и Брежнев дали на словах разрешение играть с профессионалами, Тарасов и Чернышев с женами подняли на продолжавшемся приеме тост за, как выразился Анатолий Владимирович, «новую веху в нашей хоккейной жизни». Оба тренера наивно полагали, что матчи не за горами — разрешение же получено! «Мы оказались плохими провидцами, — признавался позже Тарасов. — Понадобились долгие годы для того, чтобы такие встречи стали явью».

Тарасов убежден, что руководство НХЛ не горело желанием ускорить дело, пребывавшее в стадии бесконечных переписок, в которых ставились вопросы о финансовых условиях, правилах судейства, месте проведения матчей, их количестве. «Не то канадцам хотелось еще раз внимательнее присмотреться к нам, — размышлял Тарасов, — не то президенту НХЛ господину Кэмпбеллу не позволяли снизойти до матчей с советскими хоккеистами его политические взгляды».

В конце 1969 года советская сборная, совершавшая турне по Канаде и США, оказалась в Колорадо-Спрингс. В расположении команды появились представители клуба «Торонто Мейпл Лифс» и предложили провести три матча. Первое, что сделали Тарасов и Чернышев, собрали хоккеистов и спросили: «Как поступим?» Ответ был единогласным: «Играть!» Тренеры отправились к руководителю делегации, рассказали о поступившем предложении и о желании — тренеров и хоккеистов — матчи сыграть. Руководителю только и оставалось позвонить в Москву и попытаться убедить начальство дать согласие на эти игры. Но в Москву, рассказывал Тарасов, этот руководитель не позвонил, а нам соврал, что там «против»: «нас, мол, ждут дома, там свой календарь чемпионата, его ломать нельзя и тому подобное. Так мы упустили шанс уже тогда “скрестить шпаги” с одной из лучших профессиональных команд. Мы с Аркадием позже сожалели, что не связались с Москвой сами».

В январе 1970 года в газете «Комсомольская правда» Тарасов опубликовал статью «Разве это хоккей?», в которой критически отозвался о трактовке игры клубами НХЛ. Тренеру сразу приписали то, чего он не говорил: Тарасов, дескать, заявил, что советский хоккей вполне может успешно существовать и развиваться без матчей с командами заокеанской лиги; значит, он испугался играть с ними.

Судачили, впрочем, об этом и до появления статьи. Так, журналист Всеволод Кукушкин, часто сопровождавший в роли переводчика высокопоставленных советских хоккейных деятелей на международные «тусовки», в частности на конгрессы Международной лиги хоккея на льду, поведал о своем разговоре с Андреем Васильевичем Старовойтовым, входившим в состав совета ИИХФ. Летом 1969 года в швейцарском городке Кранс-Монтана во время конгресса Международной федерации Старовойтов на улице встретился с тогдашним президентом НХЛ Кларенсом Кэмпбеллом. Канадец пригласил в кофейню; за чашкой кофе пришли к тому, что надо устанавливать контакты и надо играть друг с другом. Правда, в ходе разговора, рассказывал Кукушкин, Старовойтов обмолвился, что «один из тогдашних тренеров нашей сборной» (понятно, что речь шла о Тарасове) «хотя и говорил “да мы этих профессионалов!..”, но на самом деле их очень боялся».

Тарасов считал, что ход переговоров о матчах с профессионалами тормозили канадцы. Но вовсе не исключено, что не самым большим сторонником возможных игр был главный переговорщик с нашей стороны — Андрей Старовойтов. По двум причинам. Во-первых, ему советовали не торопиться в ЦК КПСС. А во-вторых, могла сказаться личная неприязнь к Тарасову: уж очень Андрею Васильевичу не хотелось делать Анатолию Владимировичу подарок, о котором Тарасов мечтал много лет. Старовойтов не скрывал радости, когда поздравлял журналистов, пришедших на заседание президиума Федерации хоккея СССР в феврале 1972 года, сразу после Олимпиады в Саппоро: «Мы не знали, как от него (Тарасова. — А. Г.) избавиться, а тут сам заявление положил».

Пятилетняя пауза между устным разрешением Хрущева и фактическим началом переговоров вызвана и периодом неопределенности, связанной со сменой руководства страны. Новым руководителям долгое время было не до спорта. Потом маховик интереса к нему постепенно стал раскручиваться.

Переговоры, официальные и неофициальные, как говорил в интервью журналисту Всеволоду Кукушкину исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ Алан Иглсон, начались весной 69-го. Они продолжались три года. После 69-го, когда, казалось, возникло какое-то движение на пути к организации матчей с профессионалами, всё неожиданно заглохло. Рассказывают, что всегда против был секретарь ЦК КПСС по идеологии Михаил Суслов. Его аргумент не был лишен логики: играть с клубами и проиграть — это позор, играть надо только со сборной, да и то подумать, прежде чем такое мероприятие организовывать.