Златоуст и Златоустка - читать онлайн книгу. Автор: Николай Гайдук cтр.№ 41

– Красавец! – Подкидыш восхищённо цокнул языком. – У нас в колхозе днём с огнем не найдёшь таких…

Абра-Кадабрыч расхохотался.

– Вот сказанул, так сказанул! Подковину загнул! Ты что, ещё не понял? Это – Пегас! Крылач небесной масти… – Старик заволновался. – Это чистокровный, без подмесу! Это очень дорогой подарок, парень!

– А кто этот подарок тебе сделал?

– Это, Ваня, подарок не мне. Это – тебе.

Парень дыхание задержал. Несколько секунд они молчали, глядя друг на друга. Река в тишине под обрывом зашумела сильнее обычного. Филин ухнул в далёком бору.

Нахмуриваясь, парень посмотрел на коня-крылача.

– Мне? Подарок? Да ну-у-у, Азбуковедыч. Ну, чо смеяться-то?

– И в самом деле! – Старик поцарапал свой нос, похожий на перевёрнутый вопросительный знак. – Чо смеяться-то? А ты подумай, голова. Летел бы я за тридевять земель – позубоскалить.

Делать, что ли, нечего? Это, парень, твой Пегас. Бери. Владей. Меня попросили, вот я и доставил…

– Кто? Кто попросил?

Оруженосец глазами показал на небо.

– Так я же тебе говорил. Оттуда прислали. И коня, и меня. – Старик развёл руками. – Так что ты, Иван Великогрозыч, извини… Я приставлен к тебе не по собственной воле. Служба такая…

– Приставлен? Зачем?

– Ну, мало ли? – Абра-Кадабрыч посмотрел в сторону глубокого обрыва. – Чтобы ты, например, вперёд батьки в петлю не полез.

Парень усики раздражённо стал пощипывать.

– Да ладно, всё нормально.

– Ну, ну, не обижайся. Больше не буду напоминать, на больную мозоль наступать. – Старик зевнул, сверкая зубом, похожим на золотое перо от самописки. – Притомился в дороге. Старость не радость. Ох, переоденусь. Не Белинский.

Темнота ещё сильней загустевала над полями. Огоньки в домах раззолотились россыпями звёзд. Где-то взмыкнула корова. Собака залаяла накоротке.

– К нам пошли, отдохнёшь.

– Ага. Там тебя встретят, чем ворота подпирают, и мне достанется.

– А мы на сеновале где-нибудь.

– Нет, Ваня, нет. Я вот чего боюсь… – Старик пригнулся, посмотрел по сторонам. – Ты ведь сбежал от них… из этого шабаша.

– Сбежал. Ну и что?

– Вот я и думаю, как бы они погоню за тобою не организовали. А ежели так, значит, могут нагрянуть домой.

– А если они… – Ивашка встревожился, – если дом запалят?

– Дом у вас железный. Ты что, не знал? А папка твой… – Старик Азбуковедыч засопел. – Короче, он с ними умеет общий язык находить. Не волнуйся. Этим чертям нужен только ты и всё. Если тебя там нет – ничего твоим родным не сделают. Поверь.

Они помолчали, прислушиваясь к покою вселенной. Земные краски почти пропали – кусты, деревья, горы – всё поглотила тьма и тишина. Небосвод очернился уже по всему необъятному кругу, только на западном склоне, куда ушёл огромный летний день, в предгорьях закатный свет ещё немного сопротивлялся. Желтушные брызги подтаивали и подсыхали на тёмно-синих тучах и облаках, своими контурами и своим громадным изваянием напоминая облик Творца, который в этот час будто бы решил дозором обойти огромные владения.

Розовый цветок далёкого костра, трепетно цветущего где-то в пойме, стал потихоньку жухнуть и вскоре лепестки его совсем пропали. За рекой на болоте послышался протяжный, гнусавый голос – крик ночного быка, так тут называли выпь, с виду маленькую, но обладающую таким могучим рёвом, от которого спину морозом коробит впотьмах.

Передёрнув плечами, Азбуковед Азбуковедыч стал рассказывать:

– Жил я когда-то среди северных народов, человеку одному помогал собирать сказания. Там у них считается, что вот эта выпь не сама прилетает на родину – журавли её приносят на спине. И там, где они её сбросят на землю, эта тварь начинает базлать по ночам, людям несчастье пророчит. Богоргоно – так её зовут якуты. «Рёв медведя», кажется, так переводится. А у нанайцев это – ачаки.

– Бык! Медведь!.. – Подкидыш отмахнулся. – Всё это страшилки для детей! Я видел этого быка, этого медведя. Соплёю можно перешибить.

– Невзрачная, да, – согласился старик, – но коварная. Я однажды бродил по болоту, на уток охотился. А выпь, она ведь желто-бурая, неприметная среди камыша и осоки. Но я заметил и решил поближе подойти, посмотреть, что это за бык такой, что за медведь, наводящий страхи на детей и даже взрослых. И вдруг эта зараза как саданула клювом – прямо в лоб. Кровища залила всю фотокарточку. Ладно, хоть в глаз не попала…

И опять помолчали, прислушиваясь к тёмному покою, обсыпанному звёздами – от края и до края.

– Никакие журавли эту выпь не приносят на спинах, – заверил Ивашка. – Сама прилетает. В конце апреля, в начале мая. Тут журавлей ещё не видно, а эта стерва уже воет по ночам. Как в пустую бочку.

Продолжая что-то бормотать, слуга-оруженосец удалился в темень, подыскал более надёжное местечко, потом стреножил белого крылатого коня, укрыв какою-то чёрною попоной – в трёх шагах не видно. Потом, что-то ворча по поводу своей нелёгкой доли, снял стародавний рыцарский плащ, сияющий яркой заплатой – расстелил на прошлогоднем сене.

– Утро вечера не дряннее. – Абра-Кадабрыч зевнул. – Ложись, поспи, а я покараулю. Надо следовать советам классиков:

Не рассуждай, не хлопочи!.. Безумство ищет, глупость судит; Дневные раны сном лечи,

А завтра быть чему, то будет. Живя, умей все пережить: Печаль и радость, и тревогу. Чего желать? О чем тужить? День пережит – и слава богу!

«И в самом деле, – Подкидыш потянулся, – день пережит, и слава богу».

3

Во сне он увидел белого крылатого коня – Пегас бежал по полю, ну, то есть, по бумаге и следом за ним появлялись буковки, слова и строчки. Пегас не бежал, а печатал своими хорошо подкованными копытами… «А как это так получается?» – изумлялся Ивашка. «Скоро узнаешь, – говорил Черновик. – А пока пойми одну простую вещь: если у тебя Пегас подкован хорошо, тогда и слово на бумаге не хромает! Более того, могу сказать, если это, конечно, тебе интересно…»

И старик рассказал немало занимательного и увлекательного. А между рассказами о писателях, о книгах он как-то незаметно стал говорить о жизни вообще. И выходило так, что лучше бы Ивану Простовану не заниматься этим трудным ремеслом – лучше бы ему остаться в родной деревне, землю пахать да железо ковать. И лучше бы ему не выкомуривать, не придумывать себе никакой царевны Златоустки, потому что рядом есть чудесная девушка Незабудка, простая, работящая, во многом по-детски наивная, верящая в магию любовных приворотов и любовного зелья. И если Иван Простован возьмёт её в жены – Незабудка эта вскоре так расцветёт, как ни расцветает ни один волшебный цветок, открывающий клады в ночь на Ивана Купала. Красноречивый был старик, чудесно бойкий на язык. Должно быть, он и в самом деле жил на белом свете не первые сто лет – довольно много знал и так убедительно говорил, что невозможно не верить. До глубокой ночи он старался парню втолковать простую мысль: счастье человека зачастую ждёт не за горами – за углом родного дома. Странно только было: зачем он отговаривал от дела, которому посвятили жизнь и Пушкин, и Толстой, и Достоевский. Дело-то хорошее. Зачем отговаривать? Всё равно Подкидыш уйдёт из дому. Это решено. «Я уйду, так брат Апора, может, уговорит Незабудку, любит он её без ума, без памяти».